Человек в круге

- Вот именно - узнать! Чтобы все по кругу потом пошло... Не он виноват! А погранзастава! Что его выпустила! А он - ягненочек. Только стоило бы нам крикнуть: "Стой, кто идет! Куда!" - и он бы передумал Родиной меняться... Да что вы за люди, эти интеллигенты? Все вам неймется! Все вы недовольство проявляете!

- Я лично доволен. Я работаю в газете. О людях пишу.

- А сами собираетесь поплакаться о Шугове. Какой он бедненький!

Я встал. Зло уже давно переполняло меня:

- Слушай, Шаруйко! Я интеллигент в первом поколении. Мать моя уборщица, а отец был плотник. На войне он погиб. И все дяди, плотники бывшие, на войне погибли. Но я, как они меня учили, тонну бумаги измарал, чтобы про вас, сержантов, знали... А ты... Слушай, совесть имеешь?

Шаруйко смутился. И вдруг показал мне губами: могут подслушать!

Я растерялся. И тоже губами - а что подслушивать-то?

Он скривился в усмешке - шут его знает!

- Ладно, - махнул я рукой, - ты вовсе оборзел. Понимаю! Спасибо, что напомнил о... Впрочем! Шугов, конечно, сволочь! Знай ты об этом. И пусть знают все твои сержанты. Я о нем не только слова хорошего не напишу дурного не скажу! Чтобы он околел! Сколько горя принес!

Шаруйко показал мне тихонько палец: мол, здорово!

Машина вновь меня ждала. Но шофер, когда я попытался сесть, сказал вежливо:

- К Вячеславу Максимовичу заходили?

Я ответил, что не заходил.

- Он специально звонил. Зайдите, пожалуйста.

Я повернул обратно. Показал документы в трех местах. И стою уже перед генерал-полковником Ковалевым Вячеславом Максимовичем.

- Уж больно строго ваше полугражданское высокочтимое учреждение!

- Бдительность везде должна существовать! - Он, товарищ генерал-полковник, звонко, рассыпчато рассмеялся. - Чего, напугался такой системы? Еще тебя в шоры она не брала? Неужели не брала за твои проделки в газете? Вон, как докладывают умные люди типа Железновского, в "Комсомолке" главного смутьяна недавно на партсобрании из рядов КПСС выгоняли. Мужик притворился сердечником, инфаркт, говорит! А тогда, когда писал, что комсомол в баньке... то есть по начальству огнем прямым... То сердце у него не болело! И когда ферганскую какую-то ерунду прописывал - тоже про девок, которых баи нынешние трахают... то опять же сердце не болело...

- Читал я все это, - махнул беспечно рукой. - Я такого сроду не писал и писать не стану.

Я врал. Мне хотелось так писать. Но я ведь не умею так писать. И масштабы мои не такие, как у журналиста, которого сейчас поедом съедает первый секретарь ЦК комсомола. Об этом кто-то смело вякнул вчера на совещании, но закрыли рот и не дали больше говорить.

- Слушай, ты верно сказал. Писнул бы о нашем возрождающемся учреждении. Ты знаешь, большое будущее. Я тебя на ставку поставлю. Создай нам патриотическую книгу.

- Сколько дадите?

- За всю книгу? Да ничего не пожалею. Только, чтобы с фотографиями. С историей. У нас, знаешь, сколько замечательных людей? Да в любом кабинете можно найти замечательного человека. Я сам кадрами занимаюсь. Так что давай, я позову человека? Мы сейчас оформимся. Учтем все честь по чести. Найдем фотографа. Лады? А?

- Давайте перенесем этот разговор. Месяца через два-три я, может, возьмусь. А сейчас, ей Богу, пишу вещь. Тоже патриотическую. О комсомольском подполье на Украине.

- Чего они там на этой Украине только не делали в подполье! Почитаешь - так всех немцев они, украинские партизаны, укокошили! А когда к ним в Западную Украину пришли мы... Так они нам в спины... Все продырявили!

Мы остались довольны друг другом. Я пообещал приехать через два месяца, и тогда мы заключим договор на создание патриотической книги об этом замечательном учреждении. Я о нем, этом учреждении, наслышался уже много анекдотов.

Вернувшись обратно к машине, я, только мы отъехали, спросил шофера, глядя на телефон в машине:

- Вячеслав Максимович так вам приказывал насчет того, чтобы я к нему зашел?

- Ну, а почему по-другому? Телефон для того и существует.

Шофер повернулся ко мне, милый человек с волевым интеллигентным, явно не водительским лицом.

- А звонит по этому телефону некая Елена Зиновьевна Мещерская?

- Звонит, - ответил он. - Пять минут назад звонила. Кстати, спрашивала о вас. Не хотите ли поговорить? Или боитесь, что разговор состоится в присутствии работника органов?

- Позвоните.

Он поднял трубку, набрал нужный для разговора номер.

В трубке был хорошо слышен мне Ленин голос.

- Да? - пропела она. - Сеня? Это вы?

- Я, Елена Зиновьевна. Тот молодой человек спортивного вида, о котором вы спрашивали, уже поговорил с Вячеславом Максимовичем. Он здесь, в машине.

Водитель протянул мне трубку, правя ловко одной рукой.

- Лена, - тихо сказал я, - ты догадалась, что я здесь. Я хочу, наконец, поговорить...

- Я видела тебя вчера. Не скажу - где.

- В гостинице. Ты была с...

- Вообще рядом сидящего не бойся. Но больше не говори. Что ты хочешь теперь?

- Я хочу, чтобы ты познакомила меня с письмами Шугова.

- А ты спросил? Они есть?

- Я, думаю, есть. - Я почему-то верил своему соседу и говорил открыто, не боясь. - Ты же любила и любишь его.