Человек в круге

«Я, подполковник Андреев Андрей Андреевич, докладываю о следующем. На нашем курсе усовершенствования офицеров-медиков произошло ЧП. Являясь разносчиком литературы секретного толка, я при сдаче принятой мною от слушателей секретной литературы обнаружил в одном из сборников, касающихся толкования только недавно полученного нами Устава, вырванность. Немедленно доложил об этом в секретную часть, где получал литературу. Я был предупрежден о молчании. Что я и сделал.

В тот вечер производилась массовая проверка и нового Устава, и сборников, которые поясняли его. Мне поручили проверить часть сданной секретной литературы. Я обнаружил еще одну вырванность в новом Уставе, по команде доложил об этом.

Ставлю в известность…»

Подполковник Андреев, как мне показалось, не доверял даже секретной части. Она не докладывает обо всем, надеясь на то, что со временем книги придут в полную негодность и их можно будет списать.

…Железновский в тот вечер рассказывал: генерал Ковалев, как только ему доложили — Шугов ушел, — немедленно связался с Москвой. Это он договорился с тамошним начальством, что пограничники — любого ранга будут немедленно заменены. Вроде сам Лаврентий Павлович приказал Ковалеву: слушай, шерсти пограничников, сразу в брешь пускай СМЕРШевцев из части, которая там расквартирована. Мне уже доложили о личном составе дивизионного СМЕРШа. Кое-кого я знаю. Шмаринов там есть. Знаю его давно. Все можно ему простить — мягкотелость, нерасторопность за одно ценное качество: он никогда и никого не предаст, не будет никогда и никого выгораживать. Берите его в помощники, а сами работайте на свой страх и риск, пока кто-то отсюда не прилетит.

Ковалев немедленно сместил всех офицеров-пограничников, отвел заставу от границы, где Шугов ушел на сопредельную сторону. В ту же ночь пришла смена. Вдоль границы рубежи занял шестьсот одиннадцатый гаубичный полк все коммунисты полка, имеющие партийный стаж не менее пяти лет. Полк на войне прославился боевыми успехами, сейчас, заняв рубежи с карабинами — не с пушками, артиллеристы врылись в песок за одну ночь, цепочка бежала-бежала к другому полку — пехотному. Это был двести второй полк, отличавшийся шагистикой — лучшими батальонами на смотрах, полк, горластый в песнях. В полку к новой службы привлекли, кроме коммунистов и комсомольцев — секретарей бюро рот, батальонов…

Еще об одной истории я узнал поначалу от Железновского, затем от самого Ковалева. История эта связана с поиском кандидатур на «ликвидацию» Шугова. Ковалев серьезно об этом толковал.

— Убить человека, — рассказывал он мне, когда я сослался на Железновского (он разрешил мне это сделать), — очень легко, если он здесь, а не там. Убивают в основном за предательство. А раз Шугов оказался предателем, то убить его надо было обязательно. Другое дело — как? Он же был там на их стороне. Если бы он был здесь, у нас, я бы его, конечно, достал. Не надо и согласовывать. А там — это другой вопрос. Да и к тому же — под прикрытием чужой разведки. Полковник — подарок врагу. Берегут они таких лучше, чем себя…

Железновский называл мне имя человека, которого посылал на убийство Шугова Ковалев. Странно, но мне показалась эта кандидатура удручающе хлипкая. В штабе дивизии у нас работала машинисткой Софья Каганова женщина невзрачная, худая, с нервным от усталости лицом. У нее был сыночек — тоже худой и нервный, как мама, вечно больной, вечно битый мальчишками. Иногда вдруг этот ее сын гонялся с визгом за своими обидчиками, потому что рядом, с чуть кривоватой длинной палкой в руках расхаживал в то время рядом длинный, флегматичный тип неопределенного возраста. Я знал, что он работает на таможне — следит за провозкой шерсти к нам сюда, на перевалку. Говорят, он безуспешно клеился к Софье, но она его не подпускала к дому, всякий раз налаживая к себе домой, на его квартирку. Снимал он ее у какой-то бедной вдовы, выращивавшей разные пряности на своем небольшом огородишке. Вдова несколько раз предлагала ему руку и сердце, но он отказывался, предпочитая любить Софью и ее заморыша.