Майор бывший рассказывал, как ему, после истязаний, дали десять лет, он описывал преступный мир того времени, шел он по линии политики. Пройдя чудовищное унижение, он спасся и вернулся, ибо примкнул к воинам-фронтовикам, которых посадили тоже почти ни за что. В Карлаге, на лесоповалах, в Джардасе, где за неделю из камеры выносили до пятнадцати трупов — свои же, блатные, убивали своих — надо было выжить. И он выжил, несмотря ни на какие мрачные предсказания следователей. В последнее время майор бывший в Джардасе работал по линии снабжения, и там узнал от одного честного начальника, что жену его давно уже поставили к стенке.
«Я хочу, — писал бывший майор, — чтобы состоялся показательный суд по всем неправедным прошлым делам. Были же они когда-то! И чтобы этот суд показывали по телевизору — для всех, особенно для молодых. Чтобы потом никогда такого не было, чтобы не повторилось подобное»…
Зима кончилась, и я поехал в Оренбургскую область. Нашел дальний район, где работал теперь бывший майор опять же снабженцем. У него был в районе один из лучших домов. Он меня сразу предупредил: «Это не ворованное. Мое, заработанное». Новая жена его, узнав, по какому вопросу я заявился, поджала губы, скривилась и сказала бывшему майору:
— Накличешь, Ваня, ты на свою голову беду!
— Уже, может, такого и не будет! — бодро сказал бывший майор.
Он достал угощение — и водку, и шампанское, и ликер. И мы стали с ним пить напропалую. После первой, второй рюмок он еще не узнавал меня. А потом стал признавать. Даже сказал, что помнит меня по танцам. И еще по-другому… Однажды, когда они в тылах своих получили дивизионную газету, долго гадали, что же такое «рачительный старшина»: в заголовке газеты было такое словосочетание. Думали, ругают, выходило — хвалят. Кто-то вроде приходил в редакцию и меня, тамошнего старшину, спрашивал.
Мы выпили еще две или три бутылки. И бывший майор сказал, как приревновал когда-то меня к своей жене.
— Мы играли в волейбол, а я бросил мяч прямо ей в лицо, потому что она кидала мяч тебе. Когда я ей сказал, она обиделась: мы с ним поем же! Мы собирались тогда в отпуск, а когда вернулись из отпуска, еще было два дня отдыха, и мы ходили на танцы. И она мне сказала: «Гляди, как тангирует! Я бы хотела потанцевать!» И опять с тобой, понимаешь! И опять: «Мы же с ним поем дуэтом!»
— Я в волейбол играл неплохо, — сказал я заплетающимся языком.
— Это я видел. Но она любила потанцевать. Особенно повальсировать и потангировать. Тогда можно было в танце к партнеру прижаться. И она меня злила. Я ее крепко любил.
Мы сидели вдвоем, жена его пошла кормить кур, а он все говорил о Соломии Яковлевне Зудько.
— Ну какая она была замечательная еврейка! Еврейки всегда любят детей, у нас было трое детей. И слава Богу, в тот год мы увезли их сюда, к бабушке. И они остались так, как мы тут их оставили. К ним, слава Богу, со стороны нашего государства не было никаких претензий. Теперь они выучились, меня почитают. И только с женой немного не ладят. Она очень жадная. Видел, как зыркнула на водку и ликер? Поглядела! Вроде сама заработала и поставила бесплатно! Черти, а не бабы!
— Товарищ майор, — сказал я, — вы помните, как допрашивали сержантов? Вместе с вами они шли? Или их допрашивали поодиночке? Без вас?
У меня были сведения (это рассказывала Лена Мещерская, что майора допрашивали вместе с сержантами — с майора сам Берия сорвал погоны и сказал, что отныне майор — рядовой), что они шли вместе.
— Беда вся в том, что я часто терял сознание. Больно били меня.
— Кто?
— Зверствовал особенно генерал. Фамилию мне его не называли. Даже Берия не бил так, как он.
— Берия? А говорили, что это не Берия, а двойник был?
— Не знаю, сержанты мне говорили, что сам Берия.
— Все-таки вы с сержантами рядом были? Почему на них дел нигде нет?
— А разве на меня было заведено дело? Разве на жену было заведено дело? Все — импровизация. Все — вихрь!
— Вы помните, кто еще вас допрашивал?
— Майор из СМЕРШа. Железновский.
— Я знаю об этом.
— А зачем спрашиваешь? Хочешь, чтобы я на всех наговаривал? Нет, на него не буду наговаривать. Он не заслужил… А генерал… Генерал сволочь.
— Это я тоже знаю.
— В руках у него не бывал. Он мою жену… при мне… при мне!..
Я увидел, как лицо бывшего майора исказилось до неузнаваемости.
— Он садист, извращенец! И прочее, прочее, прочее! Сволочь! Он заставлял меня…
— Успокойтесь, майор! — Из меня вроде вышел весь хмель. Успокойтесь!