Человек в литературе Древней Руси

Знает древнерусская литература и героические образы русских женщин. Княгиня Мария – дочь погибшего в Орде черниговского князя Михаила и вдова замученного татарами ростовского князя Василька – немало потрудилась, чтобы увековечить память обоих. По ее указанию (а может быть, и при ее непосредственном участии) было составлено житие ее отца Михаила Черниговского и написаны трогательные строки о ее муже Васильке в Ростовской летописи. Благодаря тому, что портрет князя всегда был обращен к зрителю и написан для зрителя, в нем легко проглядывали те черты, которые больше всего были дороги именно для того зрителя, который выступал в роли заказчика произведения. В своде ростовской княгини Марии в характеристике ее покойного мужа – ростовского князя Василька Константиновича – ясно ощущается не только похвала, но и выражение горести утраты: «Бе же Василко лицем красен, очима светел и грозен, хоробр паче меры на ловех, сердцемь легок, до бояр ласков, никто же бо от бояр, кто ему служил и хлеб его ел, и чашю пил, и дары имал, – тот никако же у иного князя можаше быти за любовь его; излише же слугы свои любляше. Мужьство же и ум в нем живяше, правда же и истина с ним ходяста. Бе бо всему хытр и гораздо умея, и поседе в доброденьствии на отни столе и дедни» (Лаврентьевская летопись, под 1237 г. С. 467). Этот лирический портрет, в котором внешним чертам князя придано такое большое значение, может сравниться только с портретом волынского князя Владимира Васильковича, составленным волынским летописцем, также особенно внимательным к судьбам вдовы этого князя – «милой» Ольги. Волынский и ростовский летописцы – оба писали для вдов своих князей, оба в какой-то мере отразили их чувства. «Сий же благоверный князь Володимерь, – пишет волынский летописец, – возрастомь бе высок, плечима великь, лицемь красен, волосы имея желты кудрявы, бороду стригый, рукы же имея красны и ногы; речь же бяшеть в немь толъста и устна исподняя дебела, глаголаше ясно от книг, зане бысть философ велик, и ловець хитр, хоробр, кроток, смирен, незлобив, правдив, не мьздоимець, не лжив, татьбы ненавидяше, питья же не пи от вздраста своего. Любовь же имеяше ко всим, паче же и ко братьи своей, во хрестьном же целованьи стояше со всею правдою истиньною, нелицемерною» (Ипатьевская летопись, под 1289 г. С. 605).

Трогателен и прекрасен в «Повести о разорении Рязани Батыем» образ жены рязанского князя Федора – Евпраксии. Ее муж пожертвовал жизнью, защищая в стане Батыя ее честь. Услышав о смерти мужа, Евпраксия «абие ринуся из превысокого храма своего с сыном своим со князем Иваном на среду земли, и заразися до смерти».

Скупая во всем, что касается личных чувств своих действующих лиц, русская летопись отмечает все же, что суздальскому князю Всеволоду Большое Гнездо было «жаль» своей «милой дочери» Верхославы. Всеволод дал «по ней многое множьство, бес числа злата и серебра», богато одарил сватов и, отпустив ее с великою честью, провожал ее до трех станов. «И плакася по ней отець и мати: занеже бе мила има и млада». Не забыта летописцем и та безвестная женщина, которая, приняв ослепленного князя Василька Ростиславича Теребовльского за умершего, оплакала его и выстирала его окровавленную рубашку.

Описывая смерть волынского князя Владимира Васильковича, летописец не преминул упомянуть о любви его к жене – «милой Ольге». Это была четвертая дочь брянского князя Романа, но была она ему «всех милее». Роман отдал «милую свою дочерь» за Владимира Васильковича, «посла с нею сына своего старейшего Михаила и бояр много». Впоследствии ее навещает брат ее Олег. С ее помощью на смертном одре Владимир Василькович улаживает свои государственные дела, причем называет ее «княгини моа мила Олго». Владимир и Ольга были бездетны. Предсмертные заботы Владимира направлены на то, чтобы устроить судьбу ее и их приемной дочери – Изяславы, «иже миловах ю аки свою дщерь родимую». Владимир Василькович разрешает своей жене поступить после его смерти, как ей вздумается – жить так или идти в черницы: «Мне не воставши смотрить, что кто и́меть чинити по моемь животе»[37], – говорит он.

Нежный, задумчивый облик женщины-матери донесли до нас и произведения русской живописи XII в. В них воплощена забота женщины, ее любовь к умершему сыну.

Сохранился рассказ о том, какое впечатление у зрителей оставляли эти произведения. Гордый князь Андрей Юрьевич Боголюбский, никогда ни перед кем не склонявший головы, смелый воин, всегда первым бросавшийся в битве на врагов, был поражен изображением Владимирской богоматери. «Сказание о чудесах Владимирской иконы» говорит о том глубоком впечатлении, которое произвела на Андрея Боголюбского икона Владимирской богоматери. Увидев ее впервые, он пал перед нею на колени – «припаде на земли»[38]. Впоследствии все свои победы над врагами сам он и его летописец приписывали помощи этой иконы.