Человек в пейзаже

Где он? Надеюсь, что жив. А впрочем, уверен. Я же вот сижу... и даже... Чем восхитительна жизнь?! Тем, что она и впрямь - жизнь. Ее - не представишь. И если кому-нибудь эти мои воспоминания могут показаться в чем-то неправдоподобными, то пусть и впрямь что-то в моей памяти сгустилось, а что-то выпало... Куда неправдоподобнее описанного выше просто вот это утро живой и вечной жизни, которое я пишу прямо с натуры, утро, на будущее существования которого у меня бы не хватило никакого воображения всего неделю назад... Мог ли я еще месяц назад, опасаясь смертного своего часа, представить себе, что и он минует, и что я не сплю, не пью, не ем мяса, не знада женщин, - пишу вот, и. рука не подымется у меня, перекреститься, как подымалась в неизбывном грехе? Мое ли, бы я вообразить себя именно на этой вот кухне, которой раньше никогда не видел, на, кухне, куда, я удалился на ночь, чтобы не грохотал под. моей. машинкой гостеприимный дом. и не будил хозяев, после многотруд-ных крестьянских трудов и очередных- родственных похорон наконец уснувших? Разве мог я знать, что на кухне, где я сижу, кроме меня, два цыпленка, большой и маленький, - все передохли, остались только, эти, двое от двух последних, выводков, но и на кухне им холодно, и маленький, все пытается подлезть под большего, хотя на самом, деле тоже не большого, но большой его прогоняет, и тогда, проснувшись, начинают они цокать гуськом по цементному полу, пока наконец не додумаются, до. того, до чего я бы ни в жизнь не додумался: усесться у меня на ноге как на самом теплом в кухне месте, и, хотя я строчу как, пулемет, приближаясь к заветному концу, они попискивают пугливо от этого стука, но не сходят с ноги, попискивают, но терпят, и кто мне сейчас скажет, что я не жив, если, на мне, живом, согреваются цыплята, и. мы все втроем сейчас живы, живы и выживаем, борясь пусть с разным, но все - с холодом? Никто бы, ни. тем более я, не предположил такого еще вчера, но кто-то знал... как, я вот знаю сейчас, когда за окном начинает сереть и проявляется из мрака белая стена дома и дивный английский (абхазский) газон (агазон), ковровый двор, - знаю точно, что сейчас выбегут на эту восхитительную поляну куры и индюшка с бездной индюшат, и просунет ко мне в дверь свою морду телка Мани-Мани (Моnеу-Моnеу) и будет смотреть на меня, здесь неожиданного, как на картине "Поклонение волхвов", и ее прогонит мама Нателла и начнет ставить в духовку хачапури как раз в тот момент, когда я кончаю эту повесть, с цыпленком на, правой ноге

23 августа 1983 г.

Тамыш