Человек в проходном дворе

— А вы слишком быстро заводите знакомства! — ядовито отпарировала она. — Она сильно красится. И у нее уже шея морщинистая.

Я вдруг почувствовал страшную усталость: вчера и сегодня, каждую минуту, я ставил окружающим меня людям ловушки и находился в постоянном напряжении. Мне захотелось побыть одному. Заплыть далеко в море.

Я вытащил из кармана брюк часы. Было четверть двенадцатого.

— Пойду погружу свое белое тело в воды Балтийского моря.

Я быстро миновал мелководную зону, где резвился основной состав купающихся. Потом оттолкнулся ногами от дна и пошел ровным сильным брассом.

Я отплыл далеко и перевернулся на спину. Берег превратился в узкую полоску. “Сразу обратно, — подумал я. — Нужно быть пунктуальным и произвести хорошее впечатление на Суркина. Хотя, может быть, сегодня его придется брать и все это ни к чему”. Но я вовсе не был уверен в этом. Я передал через сотрудника для Валдманиса все, что знал, и сказал, что позже, вечером, сам появлюсь в горотделе. Суркин уже, конечно, под наблюдением. Но мне казалось, что до развязки далеко.

Подплывая к берегу, я снова почувствовал себя собранным и напряженным. “Порядок”, — подумал я. Я вышел на пляж и осмотрелся.

Худой военный поливал Клавдию Ищенко водой из резиновой шапочки. Она хохотала и отбивалась. Быстрицкая с Семеном о чем-то горячо спорили.

Увидев меня, они замолчали.

— Пардон! — сказал я, подходя. — Не хочу мешать вашей задушевной беседе и сейчас смоюсь. Только брюки надену.

— Чего вам не сидится? — внезапно рассудительным тоном хозяина, уговаривающего гостя побыть “еще капельку”, сказал Семен.

С каждым из них порознь мне было о чем поговорить, ко общая беседа меня не устраивала.

— Дела, брат! Надо подумать о личной жизни. В смысле денег. Хлопочу насчет работы, — сказал я скороговоркой, потому что уже было пора идти к Суркину.

Глава 16. Он?

У подъезда с табличкой “Управление экспедиционного лова” я все-таки помедлил: хотел оглядеться.

Улица была обсажена старыми тополями. По мостовой катился пух. Напротив, в одноэтажном домике — “Парикмахерская”. Там было пусто, окна раскрыты, и мастер в ожидании клиентов сидел на ручке кресла и щелкал возле лица ножницами, подстригая воображаемую бороду. Ему было лет семнадцать. Фасад домика, как и стены многих зданий в городе, был испещрен следами пуль, похожими на отметины после оспы. Немцы отчаянно сопротивлялись в сорок четвертом, предчувствуя конец. При въезде в город цепью стояли обвалившиеся доты — я видел их из окна автобуса, когда ехал с аэродрома, — это были остатки линии обороны.

“Теперь все это принадлежит истории: блиндажи заросли крапивой и лопухами, ребятишки играют там, наверное, в прятки, — подумал я. — Принадлежит, да не совсем: моя работа мало походит на работу историка”.

Возле подъезда толпились рыбаки.

— Ваньку Шилова знаешь? Списался, на берегу вкалывает!

— И я спишусь. Надоело море — во как!

— Угу. Фурункулы там всякие, ревматизм…

Я вошел в подъезд.

Перед дверью с цифрой 7 я остановился. На табличке были три фамилии: “Вишняускас Р.М., Шипко Е.К., Суркин Ю.П.”. Я толкнул застекленную матовую дверь и оказался в комнате, напоминавшей клетушку. Три стола, на каждом — кипы картонных папок “Дело №…”. В углу сидела женщина и сердито стучала на машинке.

— Юрий Петрович? — коротко, чтобы не мешать, спросил я.

— Вышел! — так же немногословно ответила она, на момент оторвавшись от клавишей и взглянув поверх машинки на меня.

— Скоро будет?

— Он мне не докладывал.

Я ей не понравился.

На подоконнике стоял аспарагус. Я потрогал пальцем землю в горшке: она была совсем сухая.

— Поливать надо, а то помрет, — посоветовал я. — Когда же он все-таки будет?

— Я знаю, что надо поливать растение, а то оно погибнет. — Женщина достала платочек с кружевцами и яростно высморкалась. — Я вам сказала, что не знаю когда будет Юрий Петрович!

Я уставился на нее.

— Что еще?

— Где вы простудились в такую жару?

Она обиженно отвернулась.

— А вы, наверное, Шипко Е-Ка. — продолжал я заинтересованно. — Потому что Вишняускас и Суркин — это мужчины, тут не может быть сомнения. На вашу долю как раз остается Шипко. Только вот, что значит Е-Ка?

Тут вошел Суркин.

— Вы меня ждете?

— Мне нужен Юрий Петрович Суркин.

— Значит, меня.

— Здравствуйте! — сказал я слегка застенчиво. — Мне вот Генрих Осипович сказал…

— Вы от Буша? Отлично. Садитесь, пожалуйста, вот сюда. Не обращайте внимания на нашу тесноту. Извините, что вам пришлось обождать.

Я сел, но разговора не начинал, косясь на женщину и делая вид, что стеснен ее присутствием.

— Я выйду, а то еще помешаю молодому человеку, — язвительно сказала она.

Мой расчет оправдался. Я предпочитал говорить с Суркиным наедине и сделал для этого все. Женщина выплыла из комнаты, прямо держа голову, и напоследок хлопнула дверью.

— С характером товарищ! — уважительно сказал я.

— Не обращайте внимания.