Человек в проходном дворе

Суркин. Понятно, товарищ капитан. И… спасибо, что верите.

Капитан. Вам дадут бумагу. Я попрошу вас написать все, что вы нам рассказали. Укажите точно, куда выбросили кастет. Самое главное: подробно напишите все, что вы знаете об Ищенко радзутского периода.

Суркин. Как, простите?

Капитан. Ну, о том времени, когда вы служили в горуправе, а Ищенко — в полиции.

Суркин. Понял вас. Постараюсь все вспомнить.

Валдманис. Еще минуточку, Юрий Петрович. Почему вас все-таки так интересовал Ищенко? Ну, служил он в полиции, ну, узнали вы его. Но ведь вы так стремительно бросились за ним, что даже забыли выключить воду. А вы еще неважно чувствовали себя в этот день. Вы боялись упустить его? Почему?

Суркин (после паузы). Я отвечу. Я знаю, это свидетельствует против меня, но я отвечу. Он тогда… в сорок третьем году, ударил по лицу женщину, которая… с которой… словом, я был к ней неравнодушен.

Валдманис. За что он ее ударил?

Суркин (горько). С его точки зрения, он был, наверное, прав. Она оскорбила его. Она сказала, что только подлец может носить форму, которую носит он. Это было на улице. Он отпустил какую-то шутку, увидев ее, а она… она ответила.

Валдманис (быстро). Что с ней было потом?

Суркин. Ничего. Все кончилось благополучно. Он не арестовал ее и не донес на нее. Но он ударил ее на моих глазах… Я, конечно, ничего бы ему не сделал. Ноя хотел напомнить ему эту сцену. Просто напомнить. Ему, наверное, было бы неприятно. (Совсем тихо.) А мне хотелось, чтобы ему было неприятно… Эта женщина — моя жена.

Валдманис. Понятно, Юрий Петрович. Понятно… Извините, еще вопрос: вы что-нибудь слышали о партизанском отряде, который действовал здесь во время войны?

Суркин. Конечно. Это было громкое дело. Весь отряд погиб.

Валдманис. Никто не спасся?

Суркин. Говорили, что нет.

Валдманис. Вы знали лично кого-нибудь из партизанского отряда или городского подполья?

Суркин. Нет. Я вообще мало кого знал здесь. Я же жил в Радзуте.

Валдманис. А Круглову вы знали?

Суркин. Мне о ней рассказывали. Ее казнили, а дом сожгли. Как раз рядом с домом, где я сейчас живу.

Валдманис. Кто рассказывал, не помните?

Суркин. Нет, к сожалению. Тогда ж и рассказывали, после войны. Сколько времени прошло!

Валдманис. Да, да. А то, что Ищенко был партизаном, вы знали?

Суркин. Первый раз сейчас слышу. Он же служил в полиции! Ага, понимаю, по заданию…

Валдманис. Вы встречали Ищенко в Радзуте, А здесь, когда переехали?

Суркин. Нет.

Валдманис. Что ж, благодарю вас.

Капитан. Спасибо, Юрий Петрович.

— Все, — сказал начальник горотдела КГБ Валдманис, сидевший рядом: он вместе со мной слушал запись.

Глава 20. Варианты

Валдманис не спешил начать разговор.

Я представился ему, когда пришел, и он сидел молча, пока я крутил пленку. Сейчас он отошел в угол комнаты и стал там что-то перекладывать, время от времени поглядывая на меня. У него была крупная седая голова, стриженная ежиком. Фигура бывшего тяжеловеса. Двигался он уверенно и быстро, несмотря на полноту.

— Как вам нравится наше “секретное” окно? — Он кивнул на невинный пейзажик, висевший на стене. — Дом строил немецкий барон, на черта ему эта штука понадобилась, неясно. Тайны мадридского двора, а?.. Мы случайно обнаружили механизм. Погода вам нравится? Город наш? Вы вообще часто бываете на море?

Он сел и уставился на меня, подперев рукой голову. Я знал, что мальчишкой восемнадцати лет он работал в охране Ленина. “Интересно, на что способен этот молодой человек? — вероятно, думал он про меня. — Столичная штучка! Скор, наверное, на действия, а посидеть подумать — на это их не хватает. Молодо-зелено”.

— Крепкий орешек, а? Это дело? — Он откинулся в кресле. — Как вам Суркин? — спросил он.

— Меня очень интересует, связан ли его приход с анонимкой? Он молчал и мог молчать дальше. Вы ему верите?

Тут я немного схитрил. Я уже составил себе определенное мнение о Суркине. Но я хотел посмотреть на все это как бы со стороны — чужими глазами.

Валдманис покрутил сигарету в пальцах.

— Я когда-то арестовал типа, который сам на себя написал анонимку. Он отводил от себя внимание: в анонимке были перечислены именно те улики, которые при проверке оказывались несостоятельными. Он был под подозрением. Это как бы обеляло его.

— Вы хотите сказать, что ничто не ново под луной?

— Ничего не хочу сказать. Младший лейтенант Красухин отправился искать кастет в отхожем месте.

— Ассенизаторов не найти. Сегодня короткий день.

— Найдет.

— Суркин пришел сам. Почему сегодня? Через несколько часов после того, как анонимка легла на ваш стол. Совпадение?

— Подождем Красухина. Но думаю, что Суркин сказал правду. Врать имеет смысл тогда, когда невозможно проверить. Любопытно, вспомнит ли он еще что-нибудь про Ищенко.

— Любопытно.

— Итак, Ищенко был полицаем. А потом стал бойцом партизанского отряда.

— Странная метаморфоза!

— Думаете, он и есть Кентавр? — быстро спросил Валдманис.