Человек в тумане

Недавно они подружились с молодым солдатом из вновь прибывшей части. Солдат был необыкновенно веселый, слыл храбрецом и мастером маскировки, а главное, он обладал несомненным талантом звукоподражателя и фокусника. Под большим "секретом" солдат признался ребятам, что в пехоту он попал случайно, по ошибке военкомата; истинное же его призвание - флот. В доказательство он показал руки и грудь, пестревшие якорями, звездами, серпом и молотом, русалкой и пробитым стрелою сердцем. Недаром все называли его "матрос" и редко по фамилии - Ивакин. Генька давно решил сделать себе какую-нибудь татуировку и однажды поделился с матросом. Вслед за Генькой и Янка с такой же просьбой обратился к солдату.

- Смелых бог метит, - шутил матрос, накалывая рисунки. Затем добавил: Теперь вы не мальчики, а мужи!..

На рассвете солдат Ивакин лежал в сырой канаве, подстелив под себя старый ватник, укрывшись сухими стеблями камыша. Он лежал почти у самой реки, на другой стороне которой виднелись две деревянные вышки и врытые стоймя, отесанные бревна ограды, напоминавшие древний русский острог. За оградой - немецкий гарнизон.

Уже три дня на обоих берегах было тихо. Редкие донесения, с трудом добываемые с того берега, говорили о том, что противник не собирается переходить в контратаку. Прошла еще ночь, наступил четвертый день.

Острый глаз "матроса" начал уставать от однообразия чуть дымящейся туманом реки, тускло желтевшего косогора на том берегу и голых кустов у воды.

"Матрос" уже стал развлекать себя воспоминаниями, когда в самом уголке поля зрения словно бы что-то мелькнуло. Рассчитывая каждое движение, боец осторожно повернулся направо и застыл.

Невдалеке темнели развалины старой кузницы, торчали столбики заграждения и белели лысины задержавшегося снега. Ивакин решил, что, вероятно, мелькнула малая птичка или проскочил заяц...

А Генька и Янка ползли, прижавшись к земле, вдоль небольшого углубления за кузницей. Они добрались до сточной канавы, идущей к самой реке, и тут, уже на корточках, достигли кустов ивняка. Теперь оставалось только спуститься с бугра и под берегом выйти в ложбину за толстыми, обожженными ветлами. Янка было туда и направился, но Генька схватил его за руку.

- С ума сошел... Не помнишь? - зашипел он. - Смотри! - Рукояткой остроги Генька показал на маленькие, едва заметные, холмики мокрой земли и прошлогодних листьев. Он потянул застывшего Янку левее, к черневшей воронке от разрыва снаряда.

Река была рядом. Охранение оставалось позади. От Ивакина мальчиков скрывали деревья и высокий берег, от немцев - уходящий вправо косогор на изгибе реки и высокие груды беспорядочно сваленных выкорчеванных пней. Мальчики осторожно выглянули из-за края воронки.

Прямо перед ними на небольшом, залитом водой лугу стояла группа деревьев. Дальше, в тумане, глухо шумела речка, и за ней виднелся только шпиль крыши сторожевой вышки.

- Вон где фрицы, - прошептал Генька, ткнув в сторону шпиля.

- Угу, - согласился Янка, - они-то нас не увидят...

- И свои тоже, давай за коряги! - решительно скомандовал Генька.

Наконец рыболовы были у цели. Янка первый заметил, как стайка щук вошла в луговую бухту. Матерая щука медленно двигалась по травянистой мели. Вокруг теснилась ее нетерпеливая свита.

Не отрывая глаз от щук, Янка протянул руку за острогой. Но Генька уже увидел рыбу и сильно метнул трезубец. Самцы брызнули в стороны, заметались, и Янка, вскочив чуть не по калена в закипевшую воду, неожиданно, просто руками выбросил одного молочника на берег.

Генька высоко поднял острогу. На ее зубцах билась большая щука.

- Ох и ну! - вскрикнул Янка, отбрасывая молочника подальше на песок, и, сняв сапоги, вылил из них воду. Глаза рыболовов горели удачей.

- Говорил я, набьем сколько хочешь!

- А я, знаешь, прямо руками... Гляжу, крутится, я хвать сразу!..

- Ладно, давай пока обсушись, а потом ты острогой, а я руками попробую, - предложил Генька, снимая рубаху и кладя в нее, как в мешок, рыбу.

Мальчики перебежали к другой бухте, к третьей... наконец, тихо подкравшись, увидели...

Генька хотел сразу метнуть острогу, но Янка удержал его, жестами объяснив, что сначала надо закрыть выход назад из бухты в реку. Он шагнул в воду. Все же узкое горло бухты было шире его сапог, и Янке пришлось, опустившись на корточки, отгонять рыбу руками.

Генька метал острогу, как копье. Иногда на ее зубцах трепетала добыча. Обезумевшие щуки бились о Янкины голенища и редко, но прорывались на волю.

Холодная вода обжигала ноги и руки. Стоять в ней было трудно. Янка начал дрожать. Генька взглянул на него и приказал:

- Хватит, выходи!

Оба бросились собирать судорожно прыгающих на песке рыб. Генькина рубаха тяжелела и раздувалась. Ребята ничего не слышали, ничего не видели, кроме скользких, пахнущих тиной, гибких хищников... И вдруг Янка увидел, что рубаха, наполненная рыбой, выскользнула из Генькиных рук, а сам Генька, как-то смешно выпучив глаза и раскрыв рот, смотрит на Янку. Нет, не на Янку, куда-то мимо... Янка оглянулся.