Человек в тумане

– Не верю я этому, – горячо отозвался Геннадий, – но и тогда я должен видеть его. Нельзя же только по подозрению отказаться от друга, с которым вместе на смерть шел!

– Верно, ну а если все-таки вас постигнет разочарование?

– Я прошу только одно, – Геннадий заметно волновался и путал слова, – если нельзя официально… разрешите мне… Мы почти нашли его… У меня мало дней…

Теперь советник внимательно, без улыбки посмотрел прямо в глаза Геннадию.

– Молодец! – сказал он, взяв Геннадия за руку. – Друг везде должен быть другом… Мы запросим, конечно. А если, как говорите, почти нашли… что ж, – советник повернулся к Сергею и строго закончил: – Продолжайте. В пределах допустимого, разумеется…

В тот же вечер Геннадий и Сергей отправились в городок Бакинхем, к старику Биллу Хамильтону.

Рассказ Билла Хамильтона

– Видно, все правда, что вы мне рассказали. Скоро вы поймете, почему я должен был поставить эти условия. Вы ищете воскресшего из мертвых, а для меня он всегда был живой. Но сначала я должен немного рассказать о себе. У вас есть время? Слушайте.

Когда я потерял своего партнера, с которым начинал турне по мостовым, мне было трудно. Очень трудно. Я голодал физически и духовно. Страдания начались еще раньше, как только я потерял веру. Нет, бог здесь ни при чем. Он никогда не давал мне спасения, не давал свободы моему духу, а я нуждался именно в этом. Ибо я труженик духа! Артист, ю си![9] Я не был великим артистом, но знал радость успеха и торжество любимого дела. Я был молод и трудолюбив. Мой импресарио, видно, не плохо вел дело. Он заключал контракт за контрактом и строил дом, в котором должны были жить его дочь и я. Не было смысла контролировать доходы, все равно они станут общими.

Так думал я и так говорил импресарио. Я любил музыку и считал, что искусство – это самое главное, а деньги, деньги, в конце концов, лежат в том сейфе, который открывается скрипичным ключом. Теперь поздно жалеть. Тогда я был молод…

Я зачитывался книгами Ромена Роллана и даже отправился к нему в Вальнев, в Швейцарию. Мне повезло. Великий француз не прогнал меня, не оттолкнул. Мы ходили с ним по широким дорожкам сада или сидели на маленькой веранде, уставленной цветами так, что едва хватало места для кресел.

Он говорил о музыке, о гармонии мира и духовном братстве народов. Я старался понять его и, вероятно, слишком часто приходил в восторг. Его жена, красивая русская женщина, посмеивалась над моей горячностью, но никогда не мешала мосье Роллану раздувать во мне огонь чистых желаний. Он стал моим учителем, а я приверженцем «Интернационала духа».

Вы помните, как он объявил всему миру свою «Декларацию»? Ну да, в России занимались своими делами, а в Европе она наделала много шума, и те, кто хотел идти в бой против лицемерия, гордости и жажды взаимного уничтожения, подписались под ней. Это были хорошие дни… Я часто вспоминаю о них, и тогда появляется передо мной сутулая фигура учителя. Словно мы снова встретились, он нагибается ко мне и спрашивает:

– Неужели мечты твои потонули в бессмыслицах и противоречиях? Не ты ли сказал, что для истинного артиста весь земной шар – родина и понятие «отчизна» – величина не постоянная?

Что делать? Слишком часто я слышал музыку ада и видел, как покидали нас друзья, свобода и мир. Войны оттолкнули людей друг от друга. Я понял это в Испании. Я защищал Мадрид и видел по ту сторону баррикад кое-кого из тех, с кем говорил о гармонии духа. Я был «командос», когда многие мне говорили, что этим я испортил карьеру. Пусть так, я теперь не жалею и знаю еще таких же, как я. Нет, нет, мир не может остановиться…

Прошлая война всколыхнула надежду. Люди поняли, что такое национализм. Они сговорились и разбили Гитлера. Ничего не мешало идти дальше. Но мир остановился.

Простите, у нас осталось немного кофе. Я поставлю его на огонь, а сам выпью виски… Чуть-чуть, только чтобы согреться. Благодарю вас.

Да, на свете есть разные силы. Вы, русские, молоды. Не теряйте надежды. Для себя я не жду ничего. Я стар и слаб, пальцы мои огрубели, им трудно даже на клавишах гармошки. В конце концов из моей жизни ничего хорошего не получилось. Мои родные и близкие погибли в разных концах света, от бомб и людской нетерпимости. Сам я, израненный, много дней цеплялся за жизнь в душном мире госпиталей и нищеты. Мой импресарио умер, не завещав мне ничего. Он грозил этим, когда мы только говорили об Испании и Франко.

В новом доме поселилась богатая наследница, его дочь со своим мужем. Ю си? Нет на свете закона, который мог бы защитить артиста, потерявшего славу.

Я стал нищим. Но не отрекся от самого себя. Что стоил бы такой человек? Судьба милостиво оставила мне мою музыку и немного надежды. Надежду найти нового друга. Я искал его среди таких же, каким стал я сам. Находил и снова терял, но один жить не мог. Не мог умереть в одиночестве… Странно, почему я держался за это? Ведь мир как раз так устроен, что только во время войны люди умирают вместе. Потом каждый делает это отдельно и отдельно страдает.