Человек в западне (Сборник)

Мне удалось приоткрыть дверь, не произведя ни малейшего шума. Щелканье прекратилось, и теперь я мог различить дыхание, прерывистое и тяжелое. Я бы солгал, если бы сказал, что чувствовал себя совершенно спокойно. Мое сердце сильно билось от страха,.но ни малейшего желания отступить у меня не было.

Я толкал понемногу дверь, постепенно отпуская ручку. Когда проход оказался достаточно широким, я заметил светящееся пятно на противоположной стене и на фоне этого пятна какой-то странный силуэт, в котором я без труда узнал Тони. Его рука держала ручку несгораемого шкафа, вмонтированного в стену.

Я сразу же почувствовал себя в порядке. Молодой Тони играл во взломщика. Он, вероятно, был совершенно уверен в том, что ему не грозит опасность, потому •. что не выказывал никакого беспокойства.

Я толкал дверь, моля небо, чтобы ее скрип не выдал моего присутствия.

Тони продолжал крутить диск, щелканье которого и донеслось до моего слуха. Я проскользнул в комнату и, не закрыв за собой дверь, прямо направился к креслу, расположенному справа от двери.

Я осторожно уселся в кресло, положив руки на колени, и стал наблюдать за юношей, за его странной работой.

Должен сказать, меня это очень забавляло. Я представлял себе реакцию этого подонка, когда он увидит меня. Я сидел так, может быть, с минуту, когда ему все же удалось открыть сейф.

С моего места отлично было видно содержание сейфа: несколько каких-то досье, футляр темного цвета, который он, не задумываясь, взял.

Повернувшись на месте, он положил футляр на стоявший рядом стул. Нажатие пальца, щелкание — и крышка приподнялась. В слабом свете карманного фонаря сверкнуло ожерелье, о котором мне говорил Роберт Лоувел.

Тони вынул ожерелье и положил его на стол. Потом закрыл футляр, вернул его в сейф, закрыл бронированную дверь, набрал комбинацию и торопливо сунул ожерелье в свой карман. Я решил, что настало время объявить о своем присутствии. Самым естественным тоном я бросил;

— Что ты собираешься делать с этим, Тони?

Он отшатнулся с восклицанием ужаса. Потом мое желание посмеяться сразу же пропало.

Ослепленный направленным на меня лучом фонаря, я все же сумел заметить в руке юноши револьвер 38 калибра. Холодный пот мгновенно, покрыл мое тело. Я все же нашел в себе силы улыбнуться и проговорить совершенно равнодушным тоном:

— Не делай глупостей, Тони. Ты же разбудишь весь дом.

Дуло оружия опустилось. Я видел, что он дрожит. Если я сейчас не допущу никакой ошибки, то я на правильном пути. Я медленно встал, избегая резких движений. С напряженными до предела нервами я подошел к нему и протянул руку к револьверу. Он не оказал никакого сопротивления. Я взял у него револьвер, и положил на стол. Потом, все также спокойно, я направился к двери и включил свет.

Позеленевший Тони казался совершенно ошеломленным.

— Отдай мне это ожерелье,— приказал я.

Он сразу послушался. Я взял драгоценность и сунул ее в карман, потом с улыбкой сказал:

— Я тебе не враг, Тони, и хочу, чтобы ты это понял. Но, думаю, ты согласен, что твое поведение по меньшей мере выглядит довольно странным? Что ты хотел с этим сделать?

Он понемногу приходил в себя. Я понял, что действовал достаточно быстро. Несколькими секундами позднее он вне всякого сомнения оказал бы яростное сопротивление. Лицо его перекосилось, и он ответил истерично:

— Я скажу моему отцу, что вы пришли в его кабинет в три часа утра.

Я расхохотался.

— Если ты скажешь ему это, ты вынужден будешь ему объяснить и все остальное. Я друг твоего отца, Тони, и он доверяет мне... Что ты хотел сделать с этим колье.

— Это вас совершенно не касается! — завопил он.

Я сделал предостерегающий знак рукой.

— Не кричи так, ты же разбудишь свою мать. Скажи мне лучше, что ты собирался сделать с этим колье, и мы, может быть, договоримся.

Он как-то сразу сник, и это было совершенно неожиданно. Плечи опустились, подбородок упал на грудь. Очень быстро он начал объяснять:

— Я хотел уехать отсюда вместе с Полли... Моя мать не давала мне денег и потому...

Он замолчал, и его лицо залилось краской. Я решил продолжить за него:

— И ты унес бы это ожерелье с целью продать его. А ты разве не знаешь, что это называется кражей?

Он одарил меня презрительным взглядом.

— Кража у собственных родителей не наказуется.

У него был очень самоуверенный вид. Я терпеливо продолжал:

— Это, конечно, верно... Ты не можешь быть наказан за это, но тем не менее твой отец имеет право поместить тебя в исправительный дом. Ты должен бы знать это.

Он явно искал ответа. Но тут мои лопатки начали ощущать чье-то присутствие за моей спиной.

Я быстро сделал два шага назад и в сторону и наполовину повернулся к полуоткрытой двери. Несколько секунд прошло в напряженном молчании, потом красивая белая рука толкнула дверь и на пороге комнаты появилась Роза Дулич в ночной рубашке.

— Что это вы тут делаете?

Ее голос был веселым, а в глазах светилось любопытство и какая-то затаенная насмешка. Я обрел свой обычный апломб и спокойно солгал:

— Мы вот тут с Тони спорим на политические темы, так как нам не спится. А встретились мы совершенно случайно.