— А вы, как следовало ожидать от любящего отца, оставили его там, чтобы полиция его нашла?
— Да.
— Эх, вы...
Не глядя на нее, Билл сказал:
— Сильвия, отстань от него. Папа, им известно, что это револьвер Питера?
— Питер вынужден был об этом сказать.
— Ясно.— Лицо Билла как-то сразу постарело и осунулось.
— И ты рассказал им все... обо мне... о Жанне... и...
— Это все из-за Жанны, это ее вина! — кричала Сильвия, и в ее голосе было столько ревности и злобы, что мне стало ее жаль.
— Выйди отсюда! — вспылил Билл.
— Но, Билл!
— Убирайся вон и закрой свою пасть!
Лицо Сильвии перекосилось, она готова была разрыдаться. Увы! Она могла быть необыкновенной девушкой, могла писать повести в стихах, но не уяснила себе до сих пор, что при ее весьма неказистой внешности, таких широких бедрах, нельзя так проявлять свои чувства. Она с минуту постояла и, тяжело ступая, вышла из комнаты,
Билл сел и уставился в одну точку.
— Значит, ты думал, что я убил Ронни. Просто так себе подумал...
Он не обвинял меня, только констатировал факт, как будто в этом не было ничего странного, словно он всегда знал, что, что бы ни случилось, я всегда буду подозревать его в самом худшем.
— А полиция тоже так считает?
— Да.
— Они нашли револьвер и знают о нас с Жанной?
— Да.
— Они намерены меня арестовать?
— Не горюй. Я возьму адвоката. Будем бороться.
Он посмотрел на меня так, словно считал мой оптимизм совершенно бессмысленным.
— Ты шутишь, папа?
— Нет причин отчаиваться. Ведь главное, что не ты убил. У нас не осуждают невинных.
— А кто сказал, что я невиновен? Ты, конечно, был прав. Я это сделал, я убил Ронни. Я!
Он опустил голову на колени и тяжело дышал. Меня охватил леденящий ужас... но это длилось одно мгновение. В его голосе было столько горечи, обиды, отчаяния... Я понял: он жалкий упрямец! Милый дурак!
— Что с Жанной? — спросил он.
— С Жанной все в порядке. Ронни закрыл ее в комнате. На замке должны сохраниться отпечатки его пальцев. Полиция их сфотографировала.
Билл поднял голову. Он смотрел на меня тупо, словно не понимая смысла моих слов. Наконец он спросил:
— С Жанной благополучно?
— Да.
— В смысле полиции?
— Да.
Он оживился. Встал с постели и сказал:
— Бедный папа...
— Но ведь ты этого не делал?
— Неужели ты мог подумать?
— Вот что. Я позвоню Артуру Фридлинду. Он хоть и не является специалистом по криминальным делам, но разбирается в них,— сказали.
— Хорошо, папа.
— А пока он придет, расскажи, что же все-таки произошло?
— Хорошо, расскажу.
— Ты пока оденься, а я позвоню Артуру.
— Прости! Ведь я знаю твою привязанность к Ронни... печально...
Я вышел в другую комнату. Сильвия сидела на столе, в руках у нее была стеклянная баночка с вином.
— Я позвоню адвокату.
Она не ответила. Я положил ей руку на плечо.
— Вот увидите, все будет хорошо! — сказал я.
— Ко всем чертям! — зло ответила она.
Я набрал номер Артура Фридлянда.
Артур вел юридические дела нашего издательства. Он был более дружен с Ронни,, чем со мной, и это меня слегка смущало.
Он еще не спал. Я сказал только, что дело очень серьезное, и дал адрес Сильвии. Он не задавал никаких вопросов.
— Сейчас буду, Жак.
— Спасибо, Артур.
Билл вышел из спальни. Он был одет, но не причесан. Маленький, испуганный мальчишка... Он подошел к столу и, не найдя стакана, стал пить вино прямо из банки.
— Артур придет? — спросил он.
— Да.
Билл ушел в ванную и вернулся освеженный,
— Вот теперь я могу обо всем рассказать.
Сильвия поднялась и нервно сказала:
— Если я мешаю, могу погулять на улице.
—- Не дури. Можешь остаться,— отозвался Билл.
Сильвия подошла к Биллу и обняла его. Билл ласково похлопал ее по плечу. Сильный, взрослый мужчина успокаивает свою невесту,— промелькнуло у меня в голове. Она села на топчан.
— Итак, папа, начинать с начала?
— Да, с того, как ты пришел туда в первый раз.
— Я приехал с Файр-Айленд после четырех. Поставил твою машину в гараж.
— Знаю.
— Приехал подземкой сюда, к Сильвии. Меня мучали угрызения совести за мое поведение с Жанной там, на острове. Я был неправ и считал, что должен извиниться перед ней. Она там оставила свою сумочку. Значит, у меня и предлог был. Я взял сумочку и отправился на 58-ю улицу. Открыл Джонсон, а в холле сидела Анни. Я спросил, дома ли Жанна, она ответила, что Жанна в гостиной. Я пошел туда. Она меня совсем не ждала. Я ей объяснил, что ничего не изменилось, что я ее любил и всегда буду любить. Сначала она ничего не говорила, а потом встала, и мы обнялись. Она только плакала и повторяла: «Как мне тяжело!»
Вот в этот момент и вошел Ронни.
Слушая Билла, я думал о Транте. Как он воспримет это? Сможет ли поверить? Ведь слова Билла были его единственной защитой.