Человек воды

— Эй! — окликнул меня Ральф Пакер. — Ты ведь говоришь и по-английски, а?

— Сколько ты платишь? — спросил я, и тут он двинул своей арктической рукавицей по всем моим магнитофонам, отчего одна бобина шлепнулась на пол, словно оглушенная рыбина.

— Платить тебе! — заорал он. От сотрясания могучих плеч линзы вокруг шеи Ральфа Пакера дружно звякнули. Мне тут же на ум пришла сцена с разъяренным Таком.

Несмотря на свою дряхлость и слабость,
Со стрелой, глубоко увязшей в груди,
Что была пошире гуркского бочонка вина,
Старый Так шагнул навстречу убийце-лучнику
И задушил его собственной тетивой. 

И потом, огромной дланью, мозолистой от

Работы с вожжами целой сотни лошадей,
Он с силой направил стрелу себе в грудь
И выдернул из спины, громогласно стеная. 

Все еще сжимая черенок стрелы с запекшейся кровью,

Повернулся Так к вероломному гурку — пронзенный насквозь.
Поверьте! Великий Так вознес благодарность Гволфу
И, благословив пиршество, упал перед ним, истекая кровью.

Точно так и поступил Ральф Пакер: метал громы и молнии над головами слушателей лингафонного кабинета, пугал собравшихся первокурсников, которые жались к двери, пока он произносил тираду.

— Мать твою! Я должен тебе платить! За опыт? И за шанс? Послушай, Трампер, — тут следует хихиканье со стороны моих неверных студентов, — это ты должен заплатить мне за то, что я даю тебе шанс! Я только начинаю! Я не плачу даже себе самому) Я продал сотню этих гребаных брелков, чтобы купить лишь одну линзу к широкоугольному объективу, а ты хочешь, чтобы я заплатил тебе за обучение!

— Подожди, Пакер! — крикнул я; он уже топал к двери, студенты рассыпались в стороны, как горох.

— Да имел я тебя, Тамп-Тамп, — прорычал он. Потом с силой развернулся к одному из первокурсников и выругался: — Да пошел он на х…!

Охваченный настоящим ужасом, я на какое-то мгновение испугался, как бы они не набросились на меня все разом, импульсивно подчинившись его команде. Но затем я побежал за ним вдогонку. Я поймал его, когда он освежался, с жадностью глотая воду из фонтанчика в холле.

— Я не знал, что ты продавал футбольные брелки, — выдохнул я.

Позже, когда Пакер бывал доволен моими саунд-треками, он говорил, что когда-нибудь сможет заплатить мне.

— Когда я смогу заработать хоть немного, Тамп-Тамп, тогда и о твоем гонораре поговорим.

Так что Ральф Пакер сдержал свое слово. «Групповщина» имела скромный успех. Помните ту часть, где песня «Хорст Вессель» звучит на фоне пивной пирушки в «Бенни»? Это была моя идея. И та часть, где заснята встреча на математическом факультете Айовского университета, где озвучен немец и идут субтитры: «Сначала вы арестовываете их в соответствии с судебным постановлением. Затем вы начинаете арестовывать их в таком количестве, что становится допустимым суд над целой группой сразу, затем вы настолько запугиваете их лагерями, что они больше не требуют предъявлять постановление суда, и…»

Этот фильм был своего рода пропагандистским плакатом. Зло здесь рассматривалось как враждебный акт коллектива, направленный на отдельного индивидуума. Однако это не был политический фильм: любая группа представлялась в равной степени в неприглядном свете. Любая толпа объявлялась врагом. Даже классные комнаты с кивающими головами: «Да, да, понятно, согласен, jawohl!»

Считалось, что «Групповщина» — «новаторский» фильм. В его адрес была предъявлена только одна серьезная претензия, содержащаяся в письме, которое пришло от немецко-американского общества Колумбии, Огайо.

В ней говорилось, что фильм имеет антигерманскую направленность, что он «ворошит старый пепел». Объединение в группы не есть особенность исключительно немцев, писалось в письме, да и в самих группах нет ничего плохого. Сам Ральф назывался автором не иначе как «псих». Письмо не было подписано кем-то конкретно. На нем стоял лишь синий штамп: «НЕМЕЦКО-АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВО».

— Еще одна гребаная группа, — ругнулся Ральф. — Больше пятисот человек писало это письмо. И, мать их… Тамп-Тамп, я ничего такого не имел в виду. Я имею в виду, что сам не знаю, что я имел в виду…