Человек воды

Я почувствовал, что мамаша с раздутой девочкой встревожилась; девица в коже крепче сжала газету.

— Иногда… — Таинственный ответ, приемная утроила внимание.

— Не могли бы вы сказать конкретно, что…

— Там все закупоривается.

— Закупоривается?

— Ну да, как будто там затычка.

— Понятно. Затычка… — Она просматривает мои записи, длинную историю о том, как у меня там все закупоривается. — Вас это и раньше беспокоило?

— В мировом масштабе. От Австрии до Айовы! Приемная поражена этим вселенским заболеванием.

— Понятно. Вы по этой причине посещали доктора Виньерона раньше?

— Да.

Неизлечим. Бедный парень.

— А что вы принимали? : — Воду.

Сестра поднимает на меня глаза; водяной метод ей явно незнаком.

— Понятно, — говорит она. — Если вы ненадолго присядете, доктор Виньерон вас скоро примет.

Пересекая приемную и подходя к Тюльпен, я замечаю, как мамаша ласково улыбается мне, девочка таращится, а сногсшибательная девица в коже скрещивает ноги, как бы говоря: «Если у тебя там закупоривается, держись от меня подальше». Только бедный старик с его неисправными каналами не реагирует ни на что, — возможно, туговат на ухо, если не глух совсем как тетерев, или, может, он писает через ухо.

— Мне кажется, — прошептала мне Тюльпен, — что с тебя достаточно.

— Достаточно чего? — спросил я слишком громко.

Мамаша напряглась. Девица хлопнула газетой, старик заерзал на стуле, хлюпая своими отвратительными внутренностями.

— Этого, — прошипела Тюльпен, ткнув кулаком вниз своего живота. — Этого, — повторила она, осторожно примеривая на себя все собрание урологических ран.

В приемных докторов чувство братства возникает крайне редко, а в приемных специалистов по интимным проблемам дело обстоит и того хуже. Существуют клубы для ветеранов, для людей с высоким IQ, для лесбиянок, бывших питомцев школы, для родивших тройню матерей, для добровольных защитников вязов, для республиканцев и неомаоистов; но это общество объединено насильно: общество людей, имеющих проблемы с мочеиспусканием. Назовем их виньеронцами! Мы могли бы встречаться раз в неделю, устраивать соревнования и выставки — нечто вроде встреч на почве урологических событий.

Затем в приемную из тайного нутра своего кабинета вошел доктор Жан Клод Виньерон, распространяя на нас легкий запах своих «Галльских». Мы, виньеронцы, замерли на стульях в благоговейном страхе: «Кто будет вызван следующим?»

— Миссис Гуллен? — произнес Виньерон. Мамаша нервно встала и велела девочке вести себя хорошо, пока ее не будет.

Виньерон улыбнулся Тюльпен. Коварный француз!

— Вы ждете приема? — спросил он.

И, будучи аутсайдером среди всей этой ассамблеи виньеронцев, Тюльпен пристально посмотрела на него, не отвечая.

— Нет, она со мной, — сказал я Виньерону. Он и Тюльпен улыбнулись.

Когда доктор удалился вместе с миссис Гуллен, Тюльпен прошептала мне:

— Не думала, что он так выглядит.

— Как «так»? — спросил я. — А как должен выглядеть уролог? Как мочевой пузырь?

— Он не похож на мочевой пузырь, — ответила Тюльпен, пораженная.

Девочка сидит, застенчиво слушая нас. Если пациенткой оказалась ее мать, то почему ребенок выглядит таким раздутым и желтым? Я решил, что она выглядит так из-за того, что ей не разрешают писать. Она примерно того же возраста, что и Кольм. Она беспокоится, поскольку ее оставили одну, и ерзает на стуле, украдкой поглядывая то на сестру, то на старика. Она кажется мне все более растерянной, поэтому я делаю попытку завязать с ней разговор, чтобы подбодрить.

— Ты ходишь в школу?

Но вместо ребенка, на меня вскинула взгляд девица в коже. Тюльпен только посмотрела на меня и промолчавшего ребенка.

— Нет, не хожу, — ответила кожаная девица, глядя куда-то сквозь меня.

— Нет, нет, — сказал я ей. — Не вы. — Теперь девочка уставилась на меня. — Я имел в виду тебя, — произнес я, указывая на нее. — Ты ходишь в школу?

Девочка сконфужена и напугана, — видимо, ей запрещено разговаривать с незнакомцами. Девица в коже наградила пристающего к ребенку типа ледяным взглядом.

— Твоя мама скоро придет, — обратилась Тюльпен к маленькой девочке.

— У нее в моче кровь, — сообщил нам ребенок. Сестра развернулась на своем шарнирном стуле и бросила на меня быстрый взгляд, красноречиво говорящий о том, что мои мозги, должно быть, тоже закупорились.

— О, с твоей мамой все будет в порядке, — подбодрил я ребенка.

Она кивнула, скучая. Сногсшибательная девица в коже посмотрела на меня так, будто хотела дать понять, что в ее моче крови нет, так что и не спрашивайте. Тюльпен подавила смешок и ущипнула меня за бедро, а я исследовал свое нёбо кончиком языка.