После ограбления жизнь Антона, и раньше-то напоминавшая самый жуткий из ночных кошмаров, превратилась в настоящий ад. Лишившаяся денег, позволявших ей барствовать и бездельничать, Зоя озверела настолько, что временами и вовсе теряла человеческий облик. Она, наверное, убила бы своего несчастного племянника, если бы не боялась попасться – сотрудники милиции, которые вели дело о квартирной краже, имели привычку приходить в любое время без предупреждения. Чтобы спасти свою жизнь, Антон вообще перестал выходить из-за шкафа, пока тетка была дома. К счастью, уходить ей приходилось все чаще – привыкнув жить, ни в чем себе не отказывая, Зоя очень болезненно перенесла кражу и судорожно начала изыскивать все возможные способы найти деньги.
Установив, что воры унесли не все подчистую, она быстро превратила в деньги – торопливо, неумно, почти за бесценок – то, что еще осталось. Целыми днями рыскала по квартире, выискивая, что бы еще продать барыгам или сдать в комиссионку. Когда кончились мелкие вещи, настала очередь мебели. Услышав из своего укрытия, что она собирается продать фортепиано, Антон решил, что это его конец. Он просто не переживет, если лишится инструмента. «Ну почему, почему я до сих пор еще не умер?! – сокрушался он. – Хоть бы простуду подхватить, когда буду мыться, а там и до воспаления легких недалеко…» Но, как назло, серьезно заболеть у Антона все никак не получалось.
Тут впервые за долгое время судьба проявила к Антону хотя бы мизерную благосклонность. Перекупщик, которому Зоя сбывала вещи Назаровых, оказался и неумен, и неопытен. Он никогда не имел дела с музыкальными инструментами и потому был не в состоянии понять, может ли представлять ценность это фортепиано. Вроде старинное, вроде красивое… Но лак пооблупился, а крышка безнадежно испорчена грубо врезанным замком. Значит, нужно реставрировать и, главное, менять крышку и вот эту боковую стенку, как она там называется… А это наверняка обойдется дорого, может, весь инструмент того не стоит…
Барыга объяснил это Зое, и та махнула рукой.
– Не хватало еще на этот хлам деньги тратить! – заявила она. – Проще уж выкинуть.
Но фортепиано осталось в квартире – только потому, что за вынос его на помойку нужно было платить дворникам, а жадная Зоя поскупилась.
Зато Антон лишился кровати. Осмотрев как-то пустующую комнату племянника, Зоя прикинула, сколько можно выручить за мебель, и решила загнать все, что только получится. Все равно этот дебил круглые сутки в своей щели сидит – зачем же хорошим вещам без дела стоять? Так Антон окончательно переселился за шкаф. Он уже приучился спать там – стоя, упершись коленями, плечами и лбом в заднюю стенку. Мышцы как-то сами расслаблялись, руки повисали, и вот в таком положении он и засыпал. Неудобства для тела были ничтожны по сравнению со страданиями души. Видеть Зою, слышать ее голос для Антона было гораздо более мучительно. Зоя казалась ему воплощением всех бед, которые накинулись внезапно на его семью, она стала символом самой смерти, витавшей в опустевших комнатах генеральской квартиры.
Предприниматель из Зои оказался никудышный, и барыги, разумеется, активно этим пользовались. Денег, вырученных от продажи остатков «генеральской роскоши», хватило ненадолго, тетка спустила их гораздо быстрее, чем успела получить. Обнаружив, что средства кончились и жить, кроме двух пенсий, особо не на что, Зоя, тяжело вздыхая, снова стала устраиваться на работу.
Она узнала, что неподалеку от их дома, тут же, на улице Горького, в самом центре Москвы, открылся офис иностранной фирмы. Фирма занималась продажей современных отделочных материалов для ремонта квартир – материалов, устаревших на Западе, но еще не виданных, а потому страшно модных в России. Про то, как работалось на этой фирме, ходили легенды. Уверяли, что попасть в нее на должность хотя бы секретаря или продавца, которого там именовали по-западному солидно – менеджером, – было очень сложно, требовалось безупречное знание английского языка, компьютера и много чего еще. Чтобы отобрать соискателей, их заставляли заполнять бесконечные бланки с анкетами и психологическими тестами на этом самом английском, и совершенно непонятно было, как правильно отвечать на вопросы, чтобы угодить отделу кадров.