Человек за шкафом

Это был период, когда он развелся с женой и остро нуждался в переменах. Тогда он был уверен на все сто, что никогда в жизни не захочет больше связать свою судьбу ни с одной женщиной. Но прошло не так уж много времени – и он уже постоянно думает о том, как в этом доме поселится Тамара. Представляет себе ее на кухне, на веранде, в саду… Наверное, ей понравится ухаживать за садом, она будет сажать цветы, а может быть, и разобьет пару грядок, чтобы к столу всегда была свежая зелень… Пока еще они не говорили обо всем об этом, но Меркулов уже знал наверняка, что такой разговор состоится.

И потому идея Нины насчет празднования его юбилея оказалась совершенно некстати. Но отменить Вилен уже ничего не мог, максимум, что ему удалось, – уговорить бывшую праздновать не у него дома, а в ресторане. Ввести Тамару к себе в тот момент, когда в доме хозяйничает другая женщина, казалось Меркулову верхом неприличия. Но и остановить Нину, так увлекшуюся организацией вечеринки, тоже было нельзя, проще остановить бегущего носорога. Потому Вилен все еще никак не решался сказать Тамаре о юбилее, хотя оставалось уже меньше недели. Будь его воля, он бы, конечно, сделал все иначе. Не стал бы звать никаких гостей, а провел бы этот августовский день только с ней. Они бы съездили за город, если бы позволила погода, погуляли бы по лесу или парку, по берегу реки или пруда, потом отправились бы в ресторан. А потом Вилен попросил бы ее продолжить историю Антона и Оли – уж очень ему хотелось знать, что было с этими ребятами дальше. Даже в перерывах между рассказами Тамары Меркулов продолжал иногда думать о них, фантазировать и представлять себе, что чувствовали эти юноша и девушка, какие у них были мысли, что происходило, как строились и развивались их отношения.

Глава тринадцатая Пьянящий воздух свободы

С той поры у Антона начался новый, удивительно счастливый период его жизни – счастливый, даже несмотря на присутствие в квартире тетки и то, что он все так же проводил за шкафом большую часть суток. Но и стоя там, в этой щели, уткнувшись лбом в заднюю стенку гардероба, он думал уже не только о том, как жестоко обошлась с ним судьба, но и о том, что пройдет еще столько-то часов, потом настанет ночь, потом утро, Зоя уйдет на работу – и они наконец-то останутся вдвоем с Олей. С этой мыслью все переносилось как-то легче.

Теперь Антон снова начал вести счет дням недели, чего не делал уже давно. Выходные он ненавидел – хоть Оля и была в эти дни свободна, но Зоя тоже иногда оставалась дома, лишая их возможности видеться. Но зато четверги были настоящими праздниками – в эти дни тетка дежурила у себя на фирме и возвращалась домой только вечером, в седьмом часу, а иногда и позже, так что до этого момента все время было полностью в их с Олей распоряжении. И они старались не терять ни минуты, проводя его в разговорах и за музыкой. «У нас с тобой прямо как у аристократов девятнадцатого века – музыкальные четверги», – смеялась Оля. К счастью для Антона, у нее был гибкий график, она сама могла составлять себе расписание и старалась строить его так, чтобы почаще бывать с ним, когда это возможно.

День за днем, каждое утро, Антон просыпался ни свет ни заря, уже без всяких часов зная, что скоро пять, и с нетерпением ждал, когда хлопнет дверь, и Зоя уйдет. Тогда он выходил из-за шкафа, быстро приводил себя в порядок, спешил в кухню, садился напротив Олиной двери и тихонько сидел там, ожидая, когда она проснется. Оля занималась в консерватории во второй половине дня, потом еще часто ходила на концерты или в театры, возвращалась поздно и утром спала обычно часов до восьми. Не будь Антона, она вставала бы еще позже, – но она знала, что новый друг ждет ее и дорожит каждой минутой, проведенной с ней вместе, и потому старалась пораньше лечь и пораньше проснуться, чтобы утром побыть с ним побольше.

Антон сидел на табуретке и почти не отрывал взгляда от двери. Как долго тянулось время с шести до восьми, целую вечность! Но вот в комнате за кухней слышался шум, движение, открывалась дверь, и наступал счастливый миг – выбегала Оля, заспанная, в длинной ночной рубашке, смотрела на него, улыбалась, целовала его в щеку, говорила: «Я сейчас!» и, потирая глаза маленьким кулачком, пропадала в ванной.