Человек за спиной Гитлера

— О чем же вы говорили?

— Я был исполнен готовности сказать фюреру о необходимости вступить в политические переговоры. Гиммлер, которому я за день до этого рассказал о своем плане, не дал определенного ответа. Когда я его спросил, можем ли мы рассчитывать на быстрое появление нового «чудооружия», он ответил, что это знает только фюрер. Следовательно, мне не оставалось ничего, кроме того чтобы спросить Гитлера…

— Получили ли вы ответ?

— Нет. Именно поэтому я подробно стал излагать свой план. Я рассказал, что ко мне в последнее время тянутся щупальца с трех сторон — от Ватикана, американцев и англичан. С Ватиканом мне было все ясно: перед лицом всего католического мира папа хочет предстать спасителем человечества. Англичане, в свою очередь, считают, что послевоенной Европой должны управлять именно они. По мнению американцев, AhN лия отжила свой век и теперь ведущую роль должна играть Америка. Все вместе они не хотят, чтобы коммунизм стал победителем в этой бойне. «Я прошу вас, мой фюрер, дать указание взять эти нити в свои руки. Гиммлер неспособен дать мне такие инструкции, только вы можете это сделать!» — такими словами я закончил свою информацию.

Зная Гитлера, — продолжал Вольф, — я чувствовал, что мои идеи ему нравятся. Но мне было известно, что в прошлом такого рода предложения вызывали немедленный отказ и даже взрыв его бешенства. На этот раз фюрер молчал, расхаживая по кабинету и пощелкивая пальцами. Конечно, молчали и мы…

Эта сцена закончилась, по словам того же Вольфа, так: Гитлер попрощался с ним, сказав: «Благодарю за доклад, с которым вы прибыли. Это очень интересно.

Действуйте и постарайтесь получить максимально благоприятные предложения». Вольф отсалютовал и покинул кабинет вместе с другими.

Через два месяца Вольф снова оказался у Гитлера. Беседа в ночь с 17 на 18 апреля началась с того, что Гитлер задал Вольфу вопрос о его встрече с Даллесом, которую он уже провел за минувшие дни. Тогда обер-группенфюрер произнес такую тираду:

Мой фюрер! Разрешите напомнить, что когда я был у вас 6 февраля и на беседе присутствовал господин имперский министр иностранных дел, я вас спросил: когда же, наконец, появятся новое секретное оружие и реактивные истребители? Я тогда доложил, что ко мне засылают посланцев Ватикан, англичане и американцы. Я доложил об этом и попросил указаний. То обстоятельство, что вы не запретили контакты, я истолковал как активное их узаконение. В равной мере вы не запретили их имперскому министру, и он таким же образом истолковал вашу реакцию. Мне было ясно, что если я провалюсь, то вы от меня в интересах рейха должны будете отказаться. Я решил действовать. Теперь я явился к вам, хотя вы меня и не звали. Однако я пришел к вам как к высшему авторитету, вершителю судеб Германии!

Эта тирада, как вспоминал Вольф, произвела должное впечатление. Гитлер сказал:

Вы, Вольф, конечно, знаете только ваш южный участок фронта. Он по-своему важен. Однако Восточный и Западный фронты еще важнее. Мне некогда посвящать вас и других командующих во все подробности. Да вам это и не так важно. От вас я ожидаю одного: вы должны держать в своих руках ситуацию на итальянском театре военных действий со всеми тамошними интригами и предательством. Вы это делали безупречно. Я рад, что вы добились успеха!

Сразу после этого Гитлер отложил продолжение разговора на вторую половину дня. Совещание продолжалось в саду имперской канцелярии в паузе между бомбежками. Хотя Гитлер и пообещал Вольфу, что даст ему указания относительно контактов с Даллесом, он начал совсем с другого — с описания боев за Берлин. Это и понятно: 18 апреля Красная Армия была уже на окраине города, и грохот орудий был слышен весьма явственно. Сначала Гитлер стал объяснять Вольфу, что теперь у него вместо Гудериана новый и очень способный начальник генштаба — Кребс, который «понимает, чего я хочу». С некоторым удивлением Вольф услышал такую оценку боев:

На Одере прошли крупные бои. Мы подбивали в день по 150, 200, даже по 250 русских танков. Такого кровопускания не выдержит даже Россия. Ведь она в значительной мере зависит от американских и английских поставок, прибывающих морским путем…

Я переспросил Вольфа:

— Гитлер действительно так думал?

— Не знаю, верил ли в свои слова Гитлер, — ответил мой собеседник. — Но точно так им было сказано. «Россия не вынесет таких потерь», — повторил он.

Дальше последовала концепция заключительного этапа войны. Вот она: