Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Цезарю удалось сразу же утихомирить своих разошедшихся не на шутку «контрактников». Гай Юлий с величайшей охотой согласился удовлетворить их требование об отставке (хотя «бузотеры», по-видимому, выдвинули его скорее как средство шантажа), в знак чего обратился к ним не как к «соратникам» («коммилитонам»), а как к «(со)гражданам» («квиритам»). Гай Юлий обещал, что, само собой разумеется, даст ветеранам обещанную им награду за верную службу, деньжата и землицу в «маме Италии», но только… после того, как наберет свежие войска для окончательного разгрома недобитых «помпеянцев», засевших в знойной Африке под крылышком у воинственного нумидийца Юбы, победителя злосчастного Куриона. А набрать для этого новые войска ему, Гаю Юлию, совершенно необходимо, коль скоро они, его старые, испытанные воины, больше не собираются честно нести столь же нелегкую, сколь и почетную ратную службу римскому Отечеству «ради спасения республики» (этот лозунг беззастенчиво использовался «на полную катушку» обеими противоборствующими сторонами) под его, Цезаря, победоносными орлами. Будучи разумными людьми, они, ветераны, должны это себе уяснить. Как, впрочем, и то, что не смогут после окончательной победы Цезаря принять участие в его триумфальном шествии по «Вечному Городу» — в отличие от нанятых им, Цезарем, новых воинов. Но вот после триумфа они, ветераны, могут явиться к нему за обещанной наградой, которую от него, вне всякого сомнения, получат.

Гай Юлий, хитрый, словно лис, тонкий знаток психологии своих «контрактников», на протяжении двух долгих десятилетий шедших за ним сквозь «огонь, воду и медные трубы», сумел сразу же затронуть самую чувствительную струнку в простых душах своих бесхитростных и, в сущности, наивных «мулов». В самом деле — что осталось бы им от их подаренной ему, Цезарю, жизни, в случае, если бы «дукс» так хладнокровно разорвал испытанную временем связь между собой и ними, его ветеранами? Зачем же они тогда помогли своему вождю одержать столько славных побед, торжественно отметить и отпраздновать которые они теперь не смогли бы, участвуя в его триумфе на радость себе, Граду и миру? Что стало бы с памятью о понесенных вместе с «дуксом» поражениях, которые теперь стали бы не их и его, Цезаря, а только их одних, ветеранов, поражениями? Неужели они не получат за свою самоотверженность ничего, кроме чисто материальных благ? Минимум духовно-нравственных ценностей, необходимый всякому уважающему себя, порядочному человеку для придания его жизни смысла и цели, грозил исчезнуть, испариться, улетучиться, развеяться, как дым. Воинская честь «контрактников», присущее им горделивое сознание того, что они — не «презренные» гладиаторы, купленные за деньги «со всеми потрохами», а честные соратники, собратья по оружию, коммилитоны своего военачальника, и уважаемые люди, грозила быть поруганной и попранной…не кем-нибудь, а ими же самими…

Центурионы знаменитого Десятого легиона, «вернейшего из верных», решились первыми просить Юлия Цезаря снова зачислить их в войско, изъявив желая служить лишь ему, хоть по гроб жизни. Как говорится, «лед тронулся», но переговоры с «бузотерами» продолжались еще довольно долго. С одной стороны, Цезарь притворялся обиженным и дулся на своих, не оправдавших оказанное им высокое доверие «старых ворчунов», с другой — ветеранам удалось-таки добиться от своего любимого «дукса» согласия дать им деньжат и землицы — сверх уже обещанного ранее. На этот раз трезво оценивавший всю шаткость достигнутого им примирения с солдатами военачальник счел за благо обойтись без наказания бунтовщиков, пощадив даже их главных «коноводов». Слишком они ему были нужны в тот все еще критический момент. Четыре легиона сразу же получили приказ отправляться в Африку. В ходе кровопролитных сражений, в которых им вскоре пришлось принять участие, выяснилось, насколько «старые ворчуны» Гая Юлия были физически и психически истощены, будучи во всех смыслах на пределе своих сил.