В одном углу зальца стояло чучело медведя, тотемного зверя партии, с клыками и стеклянным стаканом в когтистой лапе. В другом углу сиял больший золоченый образ Спасителя, подаренный Дубку местным владыкой. На стене, над диваном, висела большая фотография бритоголового человека с узким лбом и волчьим, исподлобья, взглядом. Это был заместитель Ионы Ивановича по партии, имевший кличку Рома Звукозапись, потому что любил пытать своих должников под магнитофон, и потом в бане, в компании единомышленников, прокручивал вопли и рыдания истязаемых. Рома Звукозапись был застрелен полгода назад, когда в его джип разрядили полный магазин «Калашникова», и это была невосполнимая потеря для партии и лично для Ионы Ивановича, потерявшего друга и соратника.
Дубок томился, скучал и нервничал. Ибо приближалось то время суток, когда, после изнурительных депутатских и партийных трудов, он отправлялся в загородную баню, где в компании местных милиционеров, прокуроров и «налоговиков» парился, пил виски, играл в покер. Пока в баню не влетала стайка девушек, и тогда так славно было увлекать их в парилку, смотреть, как в раскаленном тумане начинают розоветь их личики, груди и бедра. Кидаться с оханьем и визгом в бассейн, нырять, хватая девичьи ноги. Фыркая, вылетать на поверхность. А потом уводить мокрую, как русалка, подругу в соседнюю комнату для отдыха, где в сладких сумерках стояли удобные и просторные кровати.
Этот час приближался, но не наступал, и Иона Иванович не находил себе места. То бил кием по биллиардному шару. То подходил к чучелу медведя и выщипывал из его шерсти клок волос. То открывал бар, порываясь выпить рюмку, но удерживал себя, чтобы не нарушать заведенный в кругу банных друзей ритуал «первой рюмки», когда, распаренные, в белых туниках, по-офицерски, приподняв локти, чокались и пили за Россию и православную церковь.
Дубок томился. Ему не хватало общества. С фотографии на него смотрело лицо умершего друга, со злой укоризной, с застывшей на узких губах волчьей улыбкой.
— Ну что смотришь, братан. Сам выбрал свою судьбу. — Иона Иванович перекрестил портрет былого товарища, продолжая томиться духом.
Рому Звукозапись хоронили торжественно, по египетскому обряду. В гроб из красного дерева с бронзовыми ручками, напоминающий дорогой старинный комод, положили смену белья и несколько пар теплых носков, чтобы в холодном подземелье покойник мог согреться. Туда же, зная набожность усопшего, опустили икону, и рядом положили порнографический журнал, любимое чтиво Ромы Звукозаписи. Плеер, куда переписали бодрящие песни. Телевизор. Минибар с комплектом напитков. Мобильный телефон с заряжающим устройством. Электробритву и пистолет «ТТ», который так и не успел достать Рома, когда путь его джипа перегородил грузовик и салон прошили смертоносные автоматные очереди.
— Звони, братан, если станет скучно, — с горькой улыбкой произнес Иона Иванович.
Все это время Дубок не выпускал из рук телефон, который постоянно тренькал, мигал, пульсировал голубыми кнопками, и Иона Иванович смотрел на определитель, одни звонки оставлял без внимания, на другие раздраженно откликался.
Звонил депутат района, по которому проходила многострадальная трасса. Она должна была пересечь заповедную рощу, и на ее пути оказался священный тысячелетний дуб, внесенный в Красную книгу. Он засох, и его, по закону, разрешалось спилить. Но местные активисты, среди которых подвязались шаманы, препятствовали уничтожению дуба.
— Да они, Иона Иванович, хотят обратиться в Гринпис. Говорят, лягут под пилы. Называют вас, Иона Иванович, дубоедом. Говорят, что спилить надо не дуб, а дубок. Нужны нам перед выборами такие безобразия?
— Ну что ты, Репа, воешь, как дурная баба. Когда кассы брал, небось, знал, что делать. Возьми канистру бензина, ночью залей дубу в дупло и подожги. Скажи, молния вдарила. А на молнию суда нет.
— Так ведь погода, Дубок, ясная. Откуда молния?
— Шаровая, Репа, шаровая. Они в любую погоду летают, — Иона Иванович прекратил разговор, сетуя на низкую квалификацию депутатского корпуса.
Еще один звонок подтвердил его сетования. В городской психлечебнице по стенам пошли трещины. Аварийное здание не ремонтировалось, а выделенные из бюджета средства были столь ничтожны, что когда их украли, этого никто не заметил.
Лечащий врач грозил вывести на демонстрацию тех больных, которые были способны двигаться.
— Иона Иванович, он их хочет прямо в больничных халатах. Прямо в тапочках к зданию заксобрания. Как быть, Иона Иванович? — умоляюще вопрошал депутат.
— Ну что ты пылишь, Федюня. Пусть в смирительных рубахах выходят. Ты им сунь в руки плакатики, что они поддерживают на выборах компартию. И мы тебе за это налом заплатим.