Человек звезды

— Ой, больно, мамочка, больно! — вопил полковник, подкручивая винт тисков. И Коля, захлебываясь от боли и слез, увидел, как встал перед ним худой артиллерист с полевой сумкой, пистолетом, с перевязанной головой. «Враг будет разбит. Победа будет за нами», — сказал и исчез. Кости пальца хрустнули, и Коля, как подрезанный цветок, упал без чувств. А полковник Мишенька все давил и давил рукоять. Глядел, как из железных тисков хлещет кровь, и кричал: — Ой, как больно! Мамочка, ой как больно!

Не менее получаса потребовалось половнику, чтобы прийти в себя. Пил, заливая адский, снедавший его огонь. Лил воду на голову, словно кругом царило невыносимое пекло. Старался унять дрожь в руках, окуная руки в ведро. И теперь стоял с мутным взглядом перед отцом Павлом Зябликовым, архиереем Покровского собора, который висел в цепях, не касаясь земли, с растрепанной седой бородой, спутанными власами, худым стариковским телом. Смотрел из-под косматых бровей спокойными немигающими глазами, как вьется перед ним его мучитель.

— Батюшка, отец Павел, исповедуй меня, грешного! Не могу больше так жить! Грехи, как камни, вниз тянут. Руки на себя наложу. Только ты мне спасенье!

Отец Павел висел в цепях и тихо покачивался, из поношенного подрясника выглядывали тощие стариковские руки, скованные наручниками.

— А все с чего началось-то? Сам-то я деревенский, приехал в город поступать в милицейскую школу. А конкурс был огромадный, и все блатные. Мне бедному, деревенскому, ни за что не пройти. И тут вдруг кто-то шепнул на ухо: «А ты черту поклонись, он поможет». И стал я просить черта: «Проведи меня в милицейскую школу, а я тебе за это чем хочешь отблагодарю». И прошел я в школу без всяких препятствий, а как вышел на службу, черт мне стал помогать. Выехал с напарником на место убийства. Обыскал убитого человека, а у него золотой портсигар. Взял себе, до этого золота никогда в руках не держал. Арестовали одного ханыгу, который в лото играл и народ дурил. Он мне пачку денег сунул, и я его отпустил. Потом киоск крышевал, хороший доход получал. Азерам фиктивные паспорта обеспечивал, хорошо зарабатывал. Потом с приятелями квартирный бизнес освоили. У одиноких стариков квартиры выманивали, а их самих в лес увозили. С бандитами подружился, их выручал. У одного банкира деньги отняли, пришлось ему паяльник в одно место вставить. С наркотиков хороший барыш. Проститутки дают доход. К губернатору девочек маленьких доставляю. Батюшка, отец Павел, на мне кровь, убийства. Я, как зверь, стал. И понял, что это я своими проклятыми делами черту долги отдаю, за его услугу. И ничего не могу поделать. Черт под самым сердцем сидит и когтями его скребет. Помоги, отец Павел. Отпусти грехи, прогони черта!

Священник молчал, покачиваясь в цепях, которые уходили вверх, в темноту, словно свисали из неба.

— Помоги мне, чтобы я развязался со всеми гадами, которые меня окружают. Помоги найти звездолет. Если найду звездолет и им представлю, они от меня отступят. А я, слово тебе даю, отец Павел, с прежним порву. Все, что неправедно нажил, церкви отдам, по детским приютам разнесу. Уйду, куда глаза глядят. В монахи постригусь, буду в монастыре самую ломовую работу делать. Помоги, батюшка. Укажи, где звездолет!

Отец Павел зашевелил в бороде сухими губами. Сипло вздохнул и сказал:

— Изыди, лукавый человек. Твой отец — Диавол, а мать вавилонская блудница. Делай скорей, что задумал.

Полковник Мишенька тонко взвыл, словно тоскливая собака:

— За что же вы все меня мучаете? Что же вам меня-то не жалко! Будешь, чертов поп, в аду гореть! — крикнул Ахмеду. — Давай сюда паяльную лампу! Будем на попе шов запаивать!

Араб поднес полковнику шипящую паяльную лампу с голубым острым факелом. Стал приближать к священнику. Отец Павел, не мигая, смотрел на свистящий язык огня и нараспев молился:

— Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!

Полковник Мишенька ткнул огнем в лицо священнику, и у того задымились борода и брови.

— Богородица, Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с Тобою!

Полковник стал водить раскаленным языком по впалой груди священника. Ветхая ткань подрясника загорелась, и на худой груди отца Павла открылся большой серебряный крест. Полыхнул в глаза мучителя встречным ослепительным блеском. Полковник выронил паяльную лампу, вскрикнул. Пал перед отцом Павлом на колени, рыдая, целовал его ноги:

— Прости меня! Прости!

Таким его увидел вошедший в ангар Маерс. Ударом ноги отбросил полковника Мишеньку в сторону:

— Пошел вон, собака! — приказал арабу. — Убери старика!

С отвращением смотрел, как отползает, скуля по-собачьи, полковник Мишенька, и красные роботы снимают с цепи священника и волокут в тюремный отсек.

Там, в железной тюрьме с полукруглым ребристым сводом отец Павел собрал вокруг себя изувеченных, окровавленных, полуобморочных сокамерников. Прижимал к груди белесую голову Коли Скалкина, обнимал обессилившего от пытки Аристарха Петухова и говорил: