Человек звезды

Он вспомнил бабушкин лакированный ларец, почему-то называемый «берлинским», в котором хранились пуговицы, огромное множество, стеклянных, костяных, перламутровых, срезанных и опавших со старинных платьев, шуб и рубах. Он, мальчик, высыпал их на стол и мог бесконечно любоваться, глядя сквозь рубиновые и голубые стекляшки, восхищаясь переливами перламутра, ссыпая их в горсти, слыша тихие костяные стуки. И ему чудились дорогие забытые лица, свадьбы, торжественные походы в театр, семейные торжества за широким обеденным столом.

Еще он вспомнил мамины акварели, когда она возвращалась со своих осенних прогулок и раскладывала на полу влажные листы с золотыми туманными рощами, белыми беседками, темными прудами, в которых отражались желтые размытые купы. От бумажных листов пахло влажным ветром, красками и тонкими мамиными духами.

Еще вспомнил букетик желтого топинамбура, который стоял на подзеркальнике жены, и она не убирала его, пока лепестки совсем ни потемнеют и ни пожухнут. И потом, перебирая ее книги, он то и дело находил засушенные цветы, прозрачные, без цвета лепестки с темной сердцевиной. Тайное пристрастие к этому золотому цветку ранней осени.

Эти воспоминания трогали и волновали его, и он чувствовал, что под сердцем у него становится теплей, словно там зажгли мягкую восковую свечу.

Ржавый меч лежал перед ним, но он не решался к нему прикоснуться, дожидаясь, когда капли тепла перетекут из-под сердца в пальцы.

Беззвучно пропел строевую казачью песню: «Из-за леса, леса копий и мечей едет сотня казаков-усачей». Продекламировал стих Баратынского: «Прилежный мирный плуг, взрывающий бразду, почетнее меча». Чуть слышно, шепотом произнес строку из поэмы Блока: «Кто меч скует? Не знавший страха».

Его взор был спокоен и ясен. Сердце билось, окруженное золотистым сиянием. От ладоней исходил едва ощутимый жар. Он взял меч и провел вдоль него рукой, не касаясь металла. Сталь выпрямилась. По лезвию пробежал голубоватый луч. Меч заиграл в переливах света. Садовников вложил его в руку Николы, и ему показалось, что деревянный кулак сжал рукоять меча. Чудотворец и воин, вооруженный мечом и священной книгой, стоял на страже божественных заповедей, отражая смерть.

Сквозь рокот дождя он услышал стук в дверь, удивившись тому, что стучащий не обнаружил звонка. Вышел в прихожую, отворил входную дверь. В желтоватом свете фонаря, среди сверкающих струй увидел женщину в больничном халате, промокшую насквозь. Босые ноги стояли в холодной луже. Волосы слиплись. Она куталась в мокрый халат и дрожала.

— Вы? — изумился Садовников, узнав пациентку, которую днем лечил от безумия.

— Пустите меня.

Он ввел ее в дом, видя, как на полу от ее босых ног остаются мокрые следы и тянется дорожка капель.

— Не прогоняйте меня, — произнесла она посиневшими от холода губами. — Там я умру.

— Как вы меня нашли?

— Вы сказали доктору адрес. Бабушкина, четырнадцать.

— Как вы смогли покинуть больницу?

— Не прогоняйте меня. Там я умру.

Садовников кинулся к старому шкафу, извлек поношенную шерстяную блузу, спортивные штаны, теплые носки. Протянул ей мохнатое полотенце.

— Переоденьтесь. Поставлю чай.

И пока кипятил чайник, заваривал душистую смесь цветов и трав, собранных на цветущем лугу, ставил на стол чашку, деревянную баклажку с медом, она переодевалась у него за спиной.

И он не мог избавиться от раздражения, вызванного этим внезапным вторжением.

Одежда, в которую она облачилась, была ей велика. Из рукавов едва выглядывали кончики пальцев. На голове красовался тюрбан из мохнатого полотенца. Она жадно глотала горячий настой, слизывала с ложки мед и продолжала дрожать, не умея согреться.

— Как вас зовут?

— Вера.

— Вера, что скажет доктор Зак, когда увидит, что вас нет?

— Не прогоняйте меня. Я умирала, и вы меня спасли. Без вас я умру.

Ее бил озноб, то ли от холода, то ли от страха, что ее прогонят и недавний кошмар вернется.

— Оставайтесь. Я только сообщу Заку, что вы у меня.

Он вышел в маленькую соседнюю комнату, позвонил Заку.

— Я не понимаю, как она ускользнула из палаты, — сказал Зак. — Я догадался, что она убежала к вам. Теперь с вашим образом у нее связана надежда на избавление от ужасных страданий. Поступайте, как считаете нужным. Я могу прислать машину с санитарами.

— Пусть остается, — ответил Садовников.

Женщина согрелась, перестала дрожать, но выглядела очень бледной и смертельно усталой.

— Ложитесь спать. Вот здесь, — он указал ей на свою кровать, куда принес теплое стеганое одеяло.

Она легла под одеяло, закрыла глаза и сразу уснула. Садовников осмотрел свою комнату, где несколько лет жил совершенно один и куда сегодня поселились два существа. Деревянный Никола с книгой и блестящим мечом. И молодая женщина с красивым лицом, измученным от неописуемого горя.

Садовников взял спальный мешок и лег в соседней комнате на полу. Мысленно накрыл спящую женщину синей волнистой тенью темного дуба, чтобы тот, сберегая ее сон, «вечно зеленея, качался и шумел».

Глава девятая