В субботу он сам предложил начальнику фабрики свою помощь в проведении очередной так называемой генеральной съемки золота, предусматривающей разборку механизмов и снятие крупных деталей бегунных чаш, в которых дробится руда. Такие съемки проводили обычно раз в месяц, их старались приурочить к концу очередного отчетного периода, потому что каждая генеральная съемка давала дополнительно два, а то и три дневных плана по золоту.
Новичок старался больше всех:- первым подставлял плечо под самые тяжелые броневые плиты, не боялся серых холодных брызг, которыми окатывали ремонтников уходящие в отвалы эфелей «хвосты» — истертая в порошок порода, растворенная в воде.
Когда разборка чаш закончилась и промывальщик начал осторожно стряхивать и обмывать водой шершавые резиновые коврики с тусклыми песчинками металла, новичок внимательно следил за его ловкими привычными движениями и даже попросил разрешения подойти поближе посмотреть настоящее золото. Он вслух удивлялся, как это промывальщик два часа подряд держи руки в ледяной воде и почему золотники оседают в карманах шлюзов, а не уносятся в эфеля.
Съемка закончилась, золото понесли обжигать в электрическую печь, очищать от амальгамы — обволакивающей песчинки ртути.
Домой веселый дробильщик пошел вместе с промывальщиком, который по дороге сетовал, что руда пошла плохая, золота в ней меньше и план трещит по всем швам.
Новичок на этот раз почему-то молчал, не отпускал обычных шуток и шел немного в стороне, чуть сзади. Когда подошли к поселку, он вдруг как-то сразу рывком взял промывальщика под руку, да так, что у того хрустнуло в плече и при попытке повернуться полоснула острая режущая боль.
— Ты что? Спятил?
— Тихо, детка! Иди прямо, улыбайся, разговаривай. — И опять хрустнуло в плече, обожгло. — Понял? Чтоб людей хороших такой гадостью, как ты, не тревожить.
Тот сник и не решился протестовать…
Так они и шли через поселок рядом, будто в обнимку.
Дробильщик, весело размахивая свободной рукой, что-то рассказывал и, кажется, смеялся… Промывальщик, ничего не слышал, шел — как во сне.
Возле столовой их встретили двое парней, пригласили в стоявшую рядом машину. Там они помогли промывальщику освободить карманы и бережно отцепили подвешенный на шнурке тяжелый мешочек величиной с кулак.
Новичок-дробильщик зашел в кабинет директора, рудника, вежливо извинился и положил на стол удостоверение.
Не обращая внимания на документ, директор бросил, пытливый взор на стоявшего перед ним человека:
— Простите, мы где-то встречались… Кажется, в районе?
— Да. Капитан милиции Ильичев. Поработал немного у вас на фабрике.
Это вы… дробильщиком?
Директор растерянно рассматривал перемазанные резиновые сапоги, забрызганную характерной серой грязью спецовку, спутанную волнистую шевелюру этого молодо-
го улыбающегося человека с хорошими теплыми глазами.
— Вы… действительно больше похожи на рабочего фабрики, чем на "капитана! — не удержался он, тоже уже улыбаясь.
— Вы уж, пожалуйста, извините, что пришлось обмануть и вас, и рабочих фабрики… Они ни при чем. Народ у (вас золотой! Но бывает, что одна ложка дегтя бочку меда испортит!
— Да вы садитесь, — с опозданием пригласил директор рудника.
— Спасибо, потом! А пока… пока ученым скажите, чтобы ехали домой. Нашли мы в чем дело. Промывальщика вашего берем с собой, а изъятое золото взвесим и сдадим в банк, как положено. Изъяли порядочно.
— Ну-у?
— Да. Теперь остается узнать, для кого о;н старался.
Уже в дверях Ильичев, обернувшись, попросил:
— Пусть на меня начальник ЖКО Попов не обижается за песенку… Все-таки на пользу: сегодня душ уже работает! Обо мне пока говорить никому не надо. Когда- нибудь потом.
— Простите, вы очень торопитесь?
— Да, наша работа по этому делу только еще начинается.
…Задержанный с золотом промывальщик повел себя на допросе неожиданно:
— Виноват кругом… Просить прощения не буду. Дозвольте только еще золотишко сдать, которое я прибрал…
Было уже поздно, почти ночь, но Ильичев, возглавив оперативную группу, снова выехал на рудник.
Не доезжая до фабрики, машина остановилась.
— Здесь, — громко сказал промывальщик.
Он уверенно, не ожидая, пока ему посветят фонариком, пошел к мосту через ручей. Ильичев шел рядом, Доранов — чуть сбоку, остальные — сзади. Промывальщик, согнувшись, полез под мост в узкое пространство, хорошо освещенное лучами карманных фонарей. Отодвинул большой валун, другой, еще несколько…
«За нос водит? — подумал Ильичев. — Но зачем?»
Человек продолжал греметь валунами в студеной воде. Наконец он выпрямился, протянул темного стекла бутылку, чем-то плотно набитую и залепленную.
— Вот и все…
Доронов принял из его рук бутылку и не удержался:
— Ого!
Бутылка весила много, непонятно много.
Открывали ее уже в райотделе. Из узкого горлышка посыпалось серое, похожее на опилки, которые остаются у слесарных тисков после обработки металла, золото. Эксперт, только взглянув, сразу подтвердил:
— Золото… Не успели отжечь…
Ильичев вызвал задержанного.
— Рассказывайте, как вы до такой жизни дошли.
— Нечего говорить.