Человеку нужен лебедь

Никитин осторожно входит в воду, заливая ботинки, вытягивает далеко вперед руку с накрепко зажатым в ней сачком и целится. Василий наматывает леску на руку, затаив дыхание и падая всем корпусом назад, тянет. Сазан быстро ползет по дну к берегу. Никитин сует под него сачок, резким движением подсекает и выскакивает с сазаном на берег. Большая рыбина бьется, с нее срываются крупные чешуи и катятся к воде, вспыхивая на солнце, как маленькие серебряные монеты.

Василий устало опускается прямо на землю, вытирает мокрый лоб, щеки, подбородок, улыбаясь вздыхает счастливо:

— Уморил, руки, ноги отнялись. — Он достает коробку папирос, щедро угощает всех. — Это надо же, как он… а!

— Велик! — взвешивая на ладонях рыбину, говорит Никитин. — Пожалуй, килограммов на шесть потянет? Эх, уха будет — чудо!

— Насчет веса — бери выше, — смеется Карамазов. — А вот если его с постным маслом зажарить да чуточку мукой при этом присыпать — от сковородки за уши не оттянешь! Д-да… Такого у нас поймать — умение надо, тут, брат рыболов, — он ласково треплет за вихор мальчишку, — один не справишься, тут друзья-товарищи нужны. А ты еще говорил: «Ушел, ушел!» Эх, шахтарчук, маху дал.

— Если бы вы не помогли, не взять мне его на-гора, — добродушно возражает Василий. — Без друзей, как говорят, и у каши скучно. — Он вдруг замолкает, решительно машет рукой: — Пойдемте ко мне! Зажарим, уху сообразим! У меня свежий лучок для ушицы найдется! Пошли, а?

— Неплохо! — восхищается Карамазов.

— Его, лешего, надо на сливках зажарить, — добавляет Никитин.

— Чуть-чуть соусом залить, — радуется Василий.

— Нагулял жиру, — Никитин хлопает сазана рукой по брюху около хвоста. Потом вдруг подносит ладонь близко к глазам и начинает что-то внимательно разглядывать.

— Так что, собираемся? — уточняет Василий.

По лицу Никитина бродит растерянная, виноватая улыбка. Он осторожно подносит рыбину к воде, сует ее головой в пруд — она ворочается и бьет хвостом.

— Упустишь, — смеется Василий.

— Она… она с икрой, — тихо отзывается Никитин. — Сазаниха.

Карамазов смотрит на него, потом на Чуба, медленно отходит и принимается разбирать свои спутавшиеся лески, собираясь продолжать лов.

Василий приподнимается, подходит к Никитину, шепчет:

— Пускай… пускай плавает. Года через три от нее… ого!.. сколько сазанов будет.

Никитин опускает руки в воду, разжимает их. Рыбина как будто недоуменно несколько раз поворачивается у берега, потом, шевеля золотыми плавниками и предхвостьем, скрывается в глубине ставка.

Мальчишка восхищенно смотрит на взрослых рыболовов.

БЕЗ НЕГО НЕЛЬЗЯ

Из Амвросиевки мы выехали ранним мартовским утром на лисью облаву. Местные охотники знают свои угодья, и, когда остановились, чтобы разойтись полевать, я залюбовался окрестностями.

Вокруг раскинулись поля. Яркой зелени озимки и с перевернутыми глыбами жирного чернозема пары и зябь искрились, чуть припорошенные молодым рассветным снегом. Куда ни повернись — поля, поля, до самого горизонта, где серое низкое небо слилось с темной землей. В этих огромных просторах лесные полосы кажутся какими-то незаметными, низкорослыми кустарниковыми потяжинами, а мачты высоковольтных электролиний, словно заблудшие путники, где попало застыли, с тревогой грустно ожидая, когда их кто-то выведет к дому. И нигде, сколько бы ни смотрел, нет сел, люди в Донецком крае селились в глубоких низинах у речек, в ухоронке от неистовых зимних шурганов. Нет машин — им нечего делать зимой в полях, а если какая и появится, спешит она малой букашкой, а перед нею такие дали, что невольно и пожалеешь: зачем она сюда забралась и выберется ли невредимой? Не надо большой фантазии, чтобы представить, что вдруг оказался среди первозданной природы.

Полностью ощутишь это, если стоишь на высокой круче. Пойма Крынки широка, заросла ивами, осинами, тополями и осокорями, густ кустарник в подлеске, на небольших полянах целинные травы в пояс, на взгорьях пологих — боярышник сплошь унизан красными ягодами и терны с синими плодами, будто под синими покрывалами; на крутоярье — темно-зеленые сосны, дубы с золотыми кронами, колючие акации, на небольших плесах — тальники. Глубоко внизу речка: узкая, неглубокая, почти можно перешагнуть через нее, а перепрыгнуть уж запросто, мелкие броды через каждый десяток метров. Только широкое каменное ложе между косогорьями напоминает о недавней еще на памяти стариков мощи Крынки.

С тревожным ожиданием охотничьей радости от встречи с лисой Степанов углубился в увальное редколесье, продрался по тропке через колючий терновник, перепрыгнул через Крынку. Оскользаясь и руша вниз маленькие каменные лавины, взобрался на противоположную кручу. Снова увидел необозримые поля и, видя соседей справа и слева, весело пошел мерять километры.