Чем ближе к лесу…

На первом этаже было еще холоднее. В дальних комнатах уже копошились слуги, стараясь не разбудить своими хлопотами хозяек. Из парадного холла виднелась длинная зала и широкий каменный камин, в котором слабо поблескивал огонь. Сегодня его зажгли чуть ярче, значит, скоро ударят первые морозы.

Я замерла в нерешительности. На этот раз я вышла слишком поздно и рисковала попасться на глаза. Слуги не пожалеют, все расскажут наставницам, и кто знает, какое наказание мне придумают на этот раз. Поставят на горох? Запрут в подвале? Задерут юбки и отхлестают прутьями до крови? Все это я уже опробовала и не слишком-то желала повторять.

Я уже шагнула на ступеньку обратно, когда из кухни донесся истошный визг. Я застыла. Визг оборвался, и кто-то тяжело шлепнулся на пол, задев при этом дверь комнаты. В холл вывалилось бесчувственное тело кухарки, а в открывшемся проеме показалась Мэй. Она лежала на полу кухни, стеклянный взгляд смотрел в потолок, а ее белая ночная рубашка пропиталась кровью, растекшейся вокруг густой лужей.

В нос мне тут же ударил противный металлический запах, во рту собралась слюна, а в ушах болезненно зазвенело. Из дальних комнат послышался топот, и в коридоре стали появляться слуги. Громкие крики ужаса огласили весь дом, и я мигом понеслась наверх, перескакивая по несколько ступеней за раз и задирая рубашку так, что не только щиколотки, но и голени блистали на всеобщее обозрение. Но меня это не заботило. В висках стучало, перед глазами стояло лицо Мэй. Слишком мертвое, чтобы это было реальным.

II

Мы похоронили ее на старом кладбище, так близко к лесу, что теперь мне ни за что не превзойти Мэй в смелости. Отец Генри еще долго молился у могилы в одиночестве – я видела его из окна – и, кажется, все никак не мог поверить, что смерть существует на самом деле, а не только в его священных книгах.

В этот день у нас не было никаких занятий. Нас заперли в комнате и вызывали по одному, расспрашивая о том, что мы видели и что знали. Никто ничего не видел и ничего не знал, только…

– Простите, мадам, – тихо произнесла я, неловко отводя взгляд. – Есть… одна вещь…

– Не бубни! – раздраженно воскликнула наставница Бернадин. Ее седой пучок на голове, как всегда, стягивал кожу так, что она казалась удивленной, а не злой, но из наставниц слыла самой изощренной на наказания. – Ты же знаешь, что все воспитанные леди говорят четко и ясно! Может, ты еще не прожевала свой завтрак и тебе лучше пропустить обед?! – ее густые темные брови взметнулись вверх, придавая лицу выражение почти нелепого удивления.

– Прошу прощения, мадам, я всего лишь не хочу понапрасну злословить. И не хочу занимать ваше время глупыми россказнями.

– Рассказывай! – раздался басовитый голос второй наставницы, мадам Розмари. Пышная дама с кудрявой копной волос, уложенных аккуратной шапочкой. Ее кожа была пленительно белоснежной, губы горели ярко, на лице всегда играла легкая усмешка, а груди были такими большими, что почти что вываливались из корсета. В своей спальне она тайно курила сигары и пила бренди, так что в ее комнате всегда стоял сладковатый душок. Конечно же, Бернадин ее недолюбливала, и, конечно же, отец Генри боялся ее похлеще темных бесов.

– Я слышала, у Мэй обнаружили несколько монет? – чуть дрожащим голосом спросила я.

– Не твоего ума дело! – буркнула Розмари. – Если есть что сказать, говори быстрее. У нас дел невпроворот! – Она с тоской посмотрела в окно, и я заметила, как нервно подрагивают ее пальцы, словно пытаются схватить невидимую сигару.

– Да, мадам, – кротко отозвалась я. – Я спросила про монеты не ради любопытства. Дело в том, что у Мэй своих денег не было. Родители не присылали ей подарков. Изредка лишь немного конфет, но не деньги. Ее это очень расстраивало, она мечтала о новом платье для зимнего бала. И меня обеспокоило, что в почтовый день, когда Хелен получила от тетушки несколько монет, Мэй разозлилась и без всякого на то повода поссорилась с ней.

– Когда это было? Почему не сказала наставницам сразу же? Что еще за склоки в вашей комнате? – яростно воскликнула наставница Бернадин, прожигая меня гневным взглядом.

– В пятницу, мадам, в почтовый день, – повторила я. – И девушки потом шептались, что монеты Хелен пропали.

Розмари фыркнула, но, получив от первой наставницы недовольный взгляд, отвернулась.

– Деньги Хелен отдала нам, так как в пансионе все сбережения должны храниться у наставниц. Мы покупаем вам одежду, еду, заботимся о вас. И следим за тем, чтобы вы не истратили деньги на всякие глупости! – раздраженно отчеканила мадам Бернадин.

Где бы только взять эти глупости!

– Возможно, она отдала вам не все, – тихо возразила я, потупив взгляд. Сдавать девушек – бесчестно, мы всегда помогали друг другу. Но Мэй… Кто-то же перерезал ей горло. И этот кто-то может быть среди нас…

– Хорошо, Сара, можешь возвращаться в свою комнату, – с натянутой улыбкой произнесла Бернадин. – Девушкам о наших вопросах не говори. Все слова, сказанные в этой комнате, должны остаться между нами.