Чем черт не шутит

— Разводитесь, пока не поздно, — подзадорила я.

— Поздно. В одной могиле лежать будем, если останется, чему лежать.

Мрачноватый взгляд на жизнь. Самое время поговорить об ограблении.

— Где вы были в понедельник вечером?

— У меня есть алиби, — гордо сообщила она. — Я встречалась со своими друзьями-одноклассниками.

— Где?

— На окраине Заводского района, в спортивном зале. У нас традиция, почти новогодняя, там собираться. На тренажерах качаемся, общаемся. Ни выпивки, ни драк. Славная атмосфера.

— Когда вы туда отправились?

— К шести вечера.

— Сколько вас всего было?

— Человек двенадцать.

— Назовите телефоны хотя бы трех бывших одноклассников.

— Пожалуйста, хоть все. Вам нужны свидетели?

— Угу.

Следующие десять минут я была занята переговорами с друзьями Аллы Валерьевны. Большинство из них были мужского пола, обладали приятным баритоном и непоколебимой уверенностью в том, что Алла Валерьевна время с шести до десяти вечера провела в их обществе. Я и не рассчитывала услышать иное, но из настырности дозвонилась до всех ее невезучих знакомых, у кого имелись телефон и желание ответить на мои вопросы, остальных я аккуратно переписала в записную книжку.

Пока я трудилась в поте лица, Виктор кокетничал. Начал он с благодарности, мол, при существующих подозрениях помочь Олеговой семье с похоронами — подвиг, достойный высокой гражданской оценки. Получив одобрение, восхищение и трепетное внимание Аллы Валерьевны, он коварно перешел от ее прикида и чуткой души к заявлению: Олег — не вор. Никогда им не был и не будет (что сомнений не вызывает). И пока он, то бишь Виктор, жив и, тьфу-тьфу, здоров, не поздоровится всем хулителям и недоброжелателям. Он отбелит имя друга. Это справедливо? «Да», — лепетала жена. Да будет так! И заново по тому же сценарию, почти идентичным текстом.

Алла Валерьевна снова меня поразила. Вместо того чтобы уснуть и согласно всхрапывать лишь в самых патетических местах, она с бодрым видом одобрительно поддакивала впопад и невпопад, но резво и искренне. Еще одна жертва обаяния. Я разозлилась. Или приревновала? Сейчас и тебе испорчу настроение.

— В пору вашей молодости, Алла Валерьевна, люди были честнее. Кстати, для протокола, сколько вам лет?

Наши взгляды скрестились. Я с опозданием поняла, что из-за моей неосторожности у меня только что появился смертельный враг. Если я проведу со Штирлицем еще несколько дней, к концу этого срока у меня уедет крыша, не спеша, черепицею шурша.

— Сорок шесть, — голос звучал безжизненно и сухо.

Странно, она осталась сидеть, а не хлопнула дверью, послав меня на три буковки. Я сочла необходимым продолжить прерванный допрос.

— Когда вы вернулись домой?

— В половине одиннадцатого.

— Кто может подтвердить ваши слова?

— Муж, — лаконично ответила Алла Валерьевна. Если я ей так противна, почему же она не уходит?

— И все?

— Сын.

— Он школьник?

— Да. Рано спать не ложится, телевизор смотрит. — Вспомнив сына, она оттаяла и перестала твердить в уме, какая я гадина. Я вздохнула с облегчением.

— Чем занимались потом?

— Муж утащил в казино. Немного продули. Невезучий вечер.

В ее голосе мелькнула горечь. Мне стало ее почти жалко. Вдруг она вскинула голову, проницательно глянула в мои глаза.

— Игоречек сказал мне, что Олег успел перед смертью поговорить с твоей подругой. Что он ей сообщил?

Самим интересно. Неужели она у мужа узнать не могла? Я изобразила на лице загадочную неприступность.

— Вам совершенно не обязательно это знать. Много мудрости — много печали.

— Он сказал, где документы?

— С чего вы взяли?

Мы помолчали. Алла Валерьевна начала неохотно прощаться:

— Столько дел… к мужу зайти… магазины…

После этих слов она быстренько выпроводила нас из мастерской и смылась.

Внизу нас терпеливо ждала ночная приемщица, дежурившая в ночь ограбления. Охранник тоже прибыл по вызову шефа, но, как нам объяснили, вышел покурить. Понятно, не выдержал, надоело мужику стоять без дела и нервничать. Хороший ты работник или плохой, никому не важно, раз кража совершена в твою смену. Неприятно оказаться в шкуре подозреваемого.

Приемщицу звали Верой Павловной, можно просто Вера. То ли из-за пшеничного цвета гладко зачесанных волос, то ли из-за мягкого теплого взгляда она напоминала мне сдобную булочку. Вера производила впечатление спокойного и основательного человека, всегда уверенного в своих словах, а иначе зачем их произносить. Действительно, зачем? Она избавила меня от необходимости вести допрос при «стеклянных барышнях», чем сразу завоевала мое расположение. Мне показалось, она тоже их недолюбливает.

Мы уединились в зале на первом этаже. Траурная черно-красно-золотая отделка стен и в тон ей обивка кресел, стоящих, как в театре, ровными рядами, наводили на мысли о бренности жизни, о ее суетности. Сомневаюсь, что те, кому приходится лежать в роскошном гробу на покрытом багряным ковром помосте, ощущают себя счастливее бомжиков в морге, чьи трупы дотошно изучают студенты-медики.