В России закон о лоббировании, разработанный по американскому образцу, заблокирован прежде всего усилиями всё того же Ходорковского - и получил через коммерческие СМИ такую репутацию, что и по сей день никто не рискует компрометировать себя внесением в парламент новой его версии. Лично я бы уже за одно это отдал под суд и Михаила Борисовича, и многих журналистов, выступивших тогда по его указке.
Поборники Ходорковского несомненно правы, указывая: он вовсе не уникален - его коллеги в ту эпоху творили практически то же самое. О нём я пишу подробно просто потому, что именно его дела исследованы судом, а решения суда в свою очередь подробно разобраны специалистами.
И его пример, и вся отечественная и мировая практика неукоснительно показывают: как только власть уходит из бизнеса, он сам становится властью. И как правило, заметно более диктаторской. А потому в интересах рядовых граждан - включая мелкий и средний бизнес, чьи представители не могут в одиночку покупать целые партии, - не слабая или изолированная от экономики власть, а равномощная крупному бизнесу и умеющая ему противостоять. Чтобы эти две главные силы, формирующие структуру общества в целом, взаимно удерживали друг друга от прогулок по нашим головам.
Общее благо
Экономика - наука (а зачастую - и искусство) распоряжения ограниченными ресурсами. Естественно, в силу их ограниченности весьма желательно ими распорядиться как можно рачительнее, дабы получить наибольший возможный эффект. Посему эффективность зачастую считают главной целью хозяйствования в целом. А её достижение - задачей любого управленца.
Само хозяйство мы ведём ради решения неких конкретных задач. Но современная экономическая теория исключает из рассмотрения не только сами задачи экономики, но и механизм их формирования. Она ограничивается понятием платежеспособного - то есть подтверждённого однозначным, наглядным и убедительным образом - спроса. При таком понимании предмета науки за её пределами остаётся немалый спектр практически важных вопросов. Один из них - распоряжение ресурсами, находящимися в общем достоянии.
Если такой ресурс вовсе бесплатен (то есть никому не принадлежит), эффективность его использования можно считать бесконечной: какой выход конечной продукции ни разделить на нулевые затраты - результат бесконечно велик. Если же его оплачивают в складчину - у каждого возникает соблазн использовать больше, чем оплатил: чувствовать, что поживился из чужого кармана, куда приятнее, нежели даже получать доход «из ничего». В любом случае логическая цепочка событий приводит к хищнической эксплуатации природных (или унаследованных от предыдущих поколений) объектов, постоянным спорам о распределении оплаты мест общего пользования (в советское время - в коммунальных квартирах, нынче -в товариществах собственников жилья) и прочим осложнениям, описанным во множестве учебников экономики.
Выход из противоречий давно известен: предоставить каждый ресурс конкретному владельцу. Английские землевладельцы XVI века, объявив общинные земли своей безраздельной собственностью и воспретив крестьянам их использование, лишь предвосхитили позднейшие рекомендации экономических теорий. А то, что крестьяне при этом не могли эффективно распоряжаться и своими - точнее, арендуемыми у того же лендлорда - наделами, разорялись и уходили, освобождая землю под пастбища, - это уже бесплатный, но приятный побочный эффект.
В конечном счёте огораживание действительно послужило предпосылкой для создания в Англии мощной промышленности. Экономисты вроде бы правы. Но далеко не всегда так же легко и просто организовать индивидуальное использование ценности, изъятой из общественного владения. Например, что делать в одиночку с частнособственной лестничной клеткой многоэтажного дома? Даже если взимать плату за проход (как на частных автомагистралях), никто не помешает уже вошедшим на лестницу делать - за свои деньги! - нечто столь пакостное, чего они с коллективным (то есть хоть в малейшей степени собственным) имуществом не натворили бы: мол, ты лестницу приватизировал - ты на ней и наводи порядок.