Чем вы недовольны?

В августе тысяча восемьсот семьдесят седьмого года, там, где стоит «Ингур», бросил якорь турецкий броненосец… Ночью в бухту вошёл русский пароход «Константин» под командой лейтенанта Макарова, впоследствии знаменитого адмирала. «Константин» спустил с борта три минных катера, и они вывели из строя броненосец захватчиков.

Осенью тысяча девятьсот пятого года прадед застрелил на дороге стражника. Двое стражников вели на веревке, как ведут скот, двух ни в чем не повинных односельчан прадеда. Правда, дед был ранен уцелевшим стражником в левую руку. Сперва он лечил руку народными средствами, а потом по совету друзей обратился к фельдшеру Григорию Константиновичу Орджоникидзе.

Орджоникидзе вылечил руку и вправил деду мозги. С этого времени прадед стал сознательным революционером. Катя, вы запомнили название прогулочного теплохода, на котором мы катались?

– Погодите… Сейчас вспомню. «Кяхба… Хад…»

– «Кяхба Хаджарат». Верно. Это имя легендарного абхазского мстителя, отбиравшего у помещиков добро и раздававшего его беднякам.

Прадед снабжал отряд Кяхба продовольствием, оружием, патронами. После знакомства с Орджоникидзе прадед Алиас, ему уже было семьдесят лет, стал революционером-подпольщиком.

Недалеко от Гудаут в тёмную декабрьскую ночь тысяча девятьсот пятого года к берегу подошла фелюга с оружием, её приход организовал Серго Орджоникидзе. Прадед нагрузил арбу и погнал буйволов к месту, где оружие встречали сухумские боевики-дружинники. Вернувшись за второй партией, Алиас Эшба услышал шум, свистки и увидел фигуры полицейских. Орджоникидзе был схвачен, Схватили и деда – и снова в тюрьму. Но никаких доказательств, что Алиас Эшба участвовал в разгрузке фелюги с оружием у полиции не было. Через полгода Алиаса Эшба отпустили.

В тысяча девятьсот двадцать первом году после изгнания меньшевиков прадеду было уже восемьдесят шесть лет, его назначили членом ревкома по Гудаутскому району… Алиас Эшба сотрудничал с Лакобой. Памятник Лакобе вы видели?

– Да. Недалеко от этого памятника вы меня приняли за горянку. Анатолий, познакомьте меня с Алиасом Эшбой.

– К сожалению, завтра уезжаю в Ломоносовск.

– Поедете послезавтра.

Анатолий молчал. Неподвижно смотрел в сторону порта.

– Что-то мешает? Может быть, обычай?

– Скажу откровенно: если мы вместе прибудем в наше село Акуа и войдём в дом прадеда, этому у нас придадут особое значение.

– Меня это не отпугивает.

– И Ася приедет?

– И Ася.

– Я вас встречу у остановки автобуса.

– И Коста встретит?

– Коста будет ждать нас в Сухуми.

– Вы предупредите прадеда о нашем приезде?

Анатолий рассмеялся:

– Не знаю. Сейчас посоветуемся. Если я его поставлю в известность… Ох, что начнётся. Сбегутся восемьдесят шесть самых близких родственников. Под нож пойдут куры, гуси, барашек… и вам придётся просидеть за столом не менее восьми часов. Если я ещё упомяну, что вы из тех самых мест, где живет сестра Николая Мухина-Эшба, прибегут сто восемьдесят шесть близких родственников, зарежут пять барашков, и вы будете сидеть за столом целые сутки. Вам придётся выслушать сто тостов. Нет, я ничего не скажу.

– Ничего не говорите! Прошу вас.

– Я ему скажу, что я вас случайно встретил у остановки автобуса.

– Согласна. Тогда мне не придётся сидеть за столом восемь часов.

– Ничего не известно. Могу вам предсказать, как пойдет дело. Только я сообщу Алиасу Эшба, кто вы, а это я обязан сделать, он тут же по-абхазски скажет несколько слов той из женщин, что будет стоять поближе к нему. Слова будут такие: «Окажем нашим гостям почет и уважение». И начнётся… Дед сейчас же пригласит местную интеллигенцию, подымет из подвала бочонок вина, и тогда вы услышите двести тостов. Зато и настоящие хоровые абхазские песни. Один будет запевать, а сто мужчин будут вторить.

– Каким автобусом приехать? – быстро спросила Катя.

– Каким хотите. Я с утра буду ждать вас на площади.

– Приедем к часу дня.

– От остановки автобуса до Акуа три километра в сторону.

– Прогуляемся.

– Это в гору.

– Не имеет значения.

ПОЧЕМУ ВЫ ТАК ВЕЖЛИВО СТОИТЕ?!

Столпотворение на автостанции и в это утро достигло штормовых баллов. Начальник автовокзала успешно уклонялся от встреч с пассажирами, диспетчеры метались на узкой улице среди «газующих» автобусов и на трагических нотах объяснялись с водителями…

Ася и Катя, не раздумывая, поняли, что к часу дня им в Акуа не попасть. Девушки в оцепенении жались у дверей вокзала, как новички, случайно попавшие в съёмочный павильон киностудии в тот час, когда именитому постановщику пришла в голову (утренняя) идея всё ломать и перестраивать на ходу. Все мечутся, толком не зная, чего от них хотят, делают вид, что вдохновлены и в душе дружно проклинают фантазирующего режиссера.

Из дежурной комнаты выпорхнул затравленный диспетчер и…

– Куда вы едете? – спросил, сверкая глазами, диспетчер у девушек.

– В Акуа, – прошептала испуганная Ася.

– Почему вы так вежливо стоите? – закричал на них грозный диспетчер.

– Мы, мы… – виновато улыбнулась Катя, не зная, что сказать.