Ухо до смерти боялся её всезнающую и всесильную. Хотя к нему Старуха относилась не так, как к другим. С ним она была доброй. Как он боялся этой доброты! Но если бы не она - не видать ему этой большой шкуры. Это Старуха, сама!, разняла дравшихся за "освободившуюся" шкуру женщин, и отдала её Ухо. Его детская шкурка совсем износилась. Да и вырос он. Ухо, не хотел думать ни о новой шкуре, ни о её хозяйке - той женщине, которую прогнали. Достав из ямки в большом камне острый осколок, Ухо, практически, вслепую начал выцарапывать символ. Его, одного из немногих, обучили специальными зарубками вести счёт времени и отличать мглистый день от ночи. Только Ухо и ещё несколько таких же мальчишек жили не со своими семьями, а рядом со Старухой в Общем доме. И только им, единственным из детей, полагалась доля еды, и какая - никакая одежда. Но главное, в то время, когда не у всех взрослых, живущих в маленьком, затерянном в дождях мирке, были имена, у каждого из них было своё имя. В непреходящей сырости и серости, когда вместо воздуха ты заглатываешь кусок сгустившейся влаги, а очертания людей и предметов размываются, струятся, сливаются в бесформенные, лишённые индивидуальности фигуры, и обоняние и зрение были плохими помощниками в попытках выжить и продолжить род. Только слух, тот совершенный, изощрённый слух, которым обладал отец Ухо, помогал его сородичам выжить. И, надо признаться, теперь то Ухо мог сравнить, жили они очень даже неплохо. Но в один ужасный день ни отец Ухо, ни ушедшие с ним на охоту мужчины, не вернулись. Что и как с ними случилось, никто и никогда не пытался выяснить. Влажная, чавкающая, незаметно переходящая в болото почва хранила множество тайн, укрывая в вязкой жути любые следы. Вот тогда - то Старуха, каким - то образом догадавшись, что он унаследовал необыкновенные способности отца, забрала его от убитой горем матери, дала имя. Ухо! Поначалу она просто поощряла мальчика слушать, прислушиваться, подслушивать, обо всём рассказывать ей. Нужен был Старухе тот, кто по малейшему шороху сможет угадать направление приближающейся опасности, тот, кто по малейшему шёпоту сможет распознать её врага. Потому и хвалила, выделяла его среди таких же, живших под её покровительством, мальчишек. Обрекла его на одиночество, на скрытое противостояние сверстникам. Ухо почти и не знал этих мальчиков. А подружиться, хотя бы сблизиться с кем-то из них ему не позволила дальновидная политика Старухи. Он все свои силы, всё время тратил на развитие, укрепление природного дара. А сверстники, ненавидели, завидовали любимчику Старухи. Что-то изменилось в монотонном, привычном "фоне" звуков. Дождь почти прекратился и ... он не слышит плач. Ухо внутренне подобрался, сосредоточился. Не обращая внимания на шум, вернее, отсутствие звуков где-то кончившегося дождя, прислушался к разговору Старухи с одним из её прислужников. Они разговаривали в укромной пещерке, о существовании которой не должны были и не догадывались члены семьи. Ухо не только развил доставшиеся в наследство от отца способности, он сумел пойти дальше, гораздо дальше в умении слушать и слышать. Он мог слышать и звуки прорастающей травинки, и трепет листьев в кроне далёкого дерева, и шёпот, приглушённые вздохи за стеной любого дома. При всей своей преданности и восхищении Старухой, Ухо, почему-то скрыл от неё эти свои необыкновенные способности. Он не смог бы объяснить себе, почему поступает именно так. Впрочем, и не задумывался об этом. Не говорил. И всё тут! И посему, не прилагая особых усилий и, почти против собственной воли, Ухо был в курсе всего, что происходило, о чём говорили его сородичи. Начал он слушать из любопытства. Хотелось проверить, на что ещё он способен. В какой-то момент Ухо понял, что эти знания даже мешают ему, ставят в ещё более обособленное положение, обрекают на большее, если оно возможно, одиночество. Ухо боялся случайно проговориться, боялся, что Старуха может узнать. Что будет, когда она узнает всю правду и о его способностях, и о его осведомлённости, об этом думать Ухо совершенно не хотелось. Но он уже так привык знать! Выделятся этим тайным знанием! Оно заставляло чаще биться сердце. Придавало ему в собственных глазах, в представлении о самом себе важность, значительность. Нет, не может, не откажется Ухо от тайного "слушания"! А, может, ничего и не случится. Старуха его похвалит, покормит...
Всё. Он успел услышать достаточно.