Читаем Чемодан полностью

Ну что я им скажу? Спрошу их – кто последний? Да я и есть последний.

Кстати, денег у меня не было. Деньги остались в нормальных человеческих штанах.

Смотрю – Шлиппенбах из подворотни машет кулаками, отдает распоряжения. Видно, хочет, чтобы я действовал сообразно замыслу. То есть надеется, что меня ударят кружкой по голове.

Стою. Тихонько двигаюсь к прилавку.

Слышу – железнодорожник кому-то объясняет:

– Я стою за лысым. Царь за мной. А ты уж будешь за царем…

Интеллигент ко мне обращается:

– Простите, вы знаете Шердакова?

– Шердакова?

– Вы Долматов?

– Приблизительно.

– Очень рад. Я же вам рубль остался должен. Помните, мы от Шердакова расходились в День космонавта? И я у вас рубль попросил на такси. Держите.

Карманов у меня не было. Я сунул мятый рубль в перчатку.

Шердакова я действительно знал. Специалист по марксистско-ленинской эстетике, доцент театрального института. Частый посетитель здешней рюмочной…

– Кланяйтесь, – говорю, – ему при встрече.

Тут приближается к нам Шлиппенбах. За ним, вздыхая, движется Галина.

К этому времени я был почти у цели. Людская масса уплотнилась. Я был стиснут между оборванцем и железнодорожником. Конец моей шпаги упирался в бедро интеллигента.

Шлиппенбах кричит:

– Не вижу мизансцены! Где конфликт?! Ты должен вызывать антагонизм народных масс!

Очередь насторожилась. Энергичный человек с кинокамерой внушал народу раздражение и беспокойство.

– Извиняюсь, – обратился к Шлиппенбаху железнодорожник, – вас здесь не стояло!

– Нахожусь при исполнении служебных обязанностей, – четко реагировал Шлиппенбах.

– Все при исполнении, – донеслось из толпы.

Недовольство росло. Голоса делались все более агрессивными:

– Ходят тут всякие сатирики, блядь, юмористы…

– Сфотографируют тебя, а потом – на доску… В смысле – «Они мешают нам жить…».

– Люди, можно сказать, культурно похмеляются, а он нам тюльку гонит…

– Такому бармалею место у параши…

Энергия толпы рвалась наружу. Но и Шлиппенбах вдруг рассердился:

– Пропили Россию, гады! Совесть потеряли окончательно! Водярой залили глаза, с утра пораньше!..

– Юрка, кончай! Юрка, не будь идиотом, пошли! – уговаривала Шлиппенбаха Галина.

Но тот упирался. И как раз подошла моя очередь. Я достал мятый рубль из перчатки. Спрашиваю:

– Сколько брать?

Шлиппенбах вдруг сразу успокоился и говорит:

– Мне большую с подогревом. Галке – маленькую.

Галина добавила:

– Я пива не употребляю. Но выпью с удовольствием…

Логики в ее словах было маловато.

Кто-то начал роптать. Оборванец пояснил недовольным:

– Царь стоял, я видел. А этот пидор с фонарем – его дружок. Так что все законно!

Алкаши с минуту поворчали и затихли.

Шлиппенбах переложил камеру в левую руку. Поднял кружку:

– Выпьем за успех нашей будущей картины! Истинный талант когда-нибудь пробьет себе дорогу.

– Чучело ты мое, – сказала Галя…

Когда мы задом выезжали из подворотни, Шлиппенбах говорил:

– Ну и публика! Вот так народ! Я даже испугался. Это было что-то вроде…

– Полтавской битвы, – закончил я.

Переодеваться в автобусе было неудобно.

Меня отвезли домой в костюме государя императора.

На следующий день я повстречал Шлиппенбаха возле гонорарной кассы. Он сообщил мне, что хочет заняться правозащитной деятельностью. Таким образом, съемки любительского фильма прекратились.

Театральный костюм потом валялся у меня два года. Шпагу присвоил соседский мальчишка. Шляпой мы натирали полы. Камзол носила вместо демисезонного пальто экстравагантная женщина Регина Бриттерман. Из бархатных штанов моя жена соорудила юбку.

Шоферские перчатки я захватил в эмиграцию. Я был уверен, что первым делом куплю машину. Да так и не купил. Не захотел.

Должен же я чем-то выделяться на общем фоне! Пускай весь Форест-Хиллс знает «того самого Довлатова, у которого нет автомобиля»!

<p>Послесловие</p>

«Чемодан» – самый характерный из довлатовских сборников, подобный жанр связанных житейской несуразицей сюжетов писатель собирался развивать в дальнейшей работе. Вслед за «Чемоданом» должен был последовать «Холодильник» и затем цикл новелл о превратностях любви. Увы, работа прервалась на «Холодильнике», когда для новой книги было написано только два рассказа. 24 августа 1990 года Сергей Довлатов умер в Нью-Йорке. Через две недели «Чемодан» вышел по-английски, там же в Нью-Йорке – в известном издательстве «Grove Weidenfeld». По-русски книга впервые появилась в эмигрантском «Эрмитаже» в 1986 году. Перед этим рассказы, вошедшие в нее, печатались в зарубежной русской периодике. Писались они уже в Нью-Йорке.

Могу засвидетельствовать: уезжал Довлатов в эмиграцию с багажом, мало чем отличным от описанного в книге. Кроме чемодана с барахлом он захватил с собой лишь несколько книг. Плюс клетку с фокстерьером Глашей. Припасенная «на всякий случай» бутылка водки опорожнилась еще в воздушном пространстве СССР.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века