Все это было очень странно. Как в одном человеке может сочетаться храбрость и хладнокровная жестокость к тем, кого он считал врагами? Но разве одно мешает другому? Пока Дороти раздумывала над этим, самолет Яна улетел вперед. Ревя моторами, над ее головой пронеслась вся эскадрилья. Гул быстро удалялся, и вскоре самолеты скрылись за горизонтом. Возможно, она больше никогда не увидит командира польской эскадрильи. Он мог исчезнуть навсегда, вырванный судьбой из едва начавшихся дружеских отношений. Судьба могла отобрать у нее Яна, как отобрала Сидни, превратив живого младенца в синюшный мертвый комочек. Судьбе ничего не стоит смахнуть Яна с неба, как букашку со стекла, натравив на него воинственного немецкого летчика. «Реальным событиям нет дела до наших надежд, – так однажды сказал ей Ян. – События происходят, потому что могут происходить». Дороти запомнила эту мысль, думая, что та принесет ей утешение. Но ошиблась.
Дороти вернулась в сад. Кусая губы, чтобы не заплакать, собрала оставшееся белье и понесла гладить. Занимаясь привычными делами, она мысленно проходила все моменты ее встреч с Яном. Вспоминала их разговоры, танцы, поцелуи. Она поклялась себе, что будет каждый день молиться за него. Молиться бескрайнему небу, в котором, может, и не было Бога, но зато там летал Ян.
Ян увидел ее. С высоты ее фигура казалась игрушечной. Он думал, что застанет Дороти среди перекрестья веревок с сохнущими простынями, наволочками и скатертями. Ветер развевал их, как большие белые флаги. Но она почему-то вышла в поле, где и стояла сейчас, похожая сверху на одинокое пугало. Ян хотел, чтобы она капитулировала – эта странная англичанка, которую он, быть может, больше не увидит. Он заранее предупредил своих ребят, что обещал пролететь над ее домом. Их улыбки, шуточки и дружеские тычки в бок Ян напрочь игнорировал. В эскадрилье все знали, что командир по уши влюбился в эту англичанку (вроде бы вдову). Странный у них командир. В бою – как будто из стали, а вот с этой леди он превращался в плюшевую игрушку. Шутки продолжались и сейчас, уже по радио. Голоса ребят звенели в шлемофоне Яна, когда он пошел на снижение. Он выключил рацию, поскольку эти мгновения принадлежали только ему и ей. Ему захотелось побыть с ней наедине. Она стояла, запрокинув голову, и смотрела в небо. У нее было лицо ребенка, благоговейно ожидающего чуда. Ян улыбнулся и помахал ей. Она увидела его и помахала в ответ.
Когда ее сад и окрестные поля остались позади, он позволил себе всхлипнуть. Один раз. Второй. Третий он подавил усилием воли. Включив рацию, он призвал своих ребят не терять бдительности и строжайше соблюдать меры безопасности. Жизнь каждого из них очень понадобится в ближайшие дни, недели, месяцы. Не приведи, конечно, Господь, но может, и в ближайшие годы. Если по пути к месту новой дислокации они заметят немецкий самолет (вероятность подобной встречи ничтожно мала, но на войне бывает всякое), приказ всегда один: сбивать вражеские машины и не щадить летчиков, выбросившихся на парашютах.
Его соотечественникам вряд ли требовались напоминания, однако Ян решил еще поднять боевой дух своих ребят.
– Помните, – сказал он по-польски, – нацистские ублюдки заслужили это сполна.
11