Этот человек мог бы составить ее счастье. Впервые Дороти позволила себе такие фантазии.
Прошло, наверное, не меньше часа. Ян поднял голову, посмотрел на нее:
– Простите меня, Доротея.
– Вы ни в чем не провинились.
– Я трус. И вы видели это.
– Нет.
– Реву, как младенец, а потом засыпаю у вас на коленях.
– Я люблю младенцев.
– Я это знаю.
Дороти обняла его за плечи. Ее руки ощутили мужскую силу, которая перетекла к ней, заполнила все тело: легкие, сердце, живот. Стиснув зубы, Дороти обняла его еще крепче и увидела… панику в его глазах. К счастью, лишь на миг.
– Ян…
Это не было вопросом.
Он встал, балансируя на пятках, потянулся к ее волосам и распустил их. Ян наматывал ее локоны себе на пальцы и вдыхал их аромат. Дороти не помнила, как он опрокинулся на диван, а она оказалась сверху. Они снова целовались, причем тон задавала она. На мгновение Ян оторопел и не шевелился. Потом встал, притянул ее к себе и одним движением подхватил на руки, ненадолго поморщившись от боли. Он вынес Дороти из гостиной и стал подниматься по лестнице, стараясь открыть дверь какой-нибудь комнаты. Ему было все равно какой. За дверью, которую он распахнул, оказалась комнатка, приготовленная Дороти для него. Он опустил Дороти на кровать и ногой плотно закрыл дверь.
20
17 ноября 1944 г.
Мои самые дорогие Элайза и Берт!
Пишу коротенько, чтобы только сообщить вам: наконец-то у меня есть ребенок! Он появился четыре дня назад, вскоре после полуночи. Так что у нас с ней общий день рождения. Я назвала ее Дайаной. Мама помогает мне по хозяйству, пока я отдыхаю, нянчу Дайану и пытаюсь уснуть. И еще я читаю. Это такая роскошь – валяться весь день в постели и читать. Спасибо вам за романы Агаты Кристи, присланные мне ко дню рождения. Я наслаждаюсь ими. Теперь я понимаю, почему вы так восхищались этой писательницей. Дайана – ребенок беспокойный и вечно хочет есть, что не всегда удобно для меня. Я полюбила ее с первых минут. Думаю, это навсегда. Впрочем, разве найдется мать, которая не любила бы своего ребенка? Если бы Боб мог сейчас видеть свою малышку! Стоит мне об этом подумать, и у меня разрывается сердце, и я часто плачу. Мама говорит, что у меня послеродовая депрессия. Возможно, так оно и есть, но у меня достаточно поводов для слез. Дорогие друзья, пожелайте мне сил, чтобы я была малышке Дайане и матерью, и отцом. Приезжайте, едва только появится такая возможность. Мне вас очень не хватает.
(Это письмо я нашла внутри первого издания романа Агаты Кристи «Одним пальцем». Филип попросил меня внимательно просмотреть книгу и обернуть ее прекрасно сохранившуюся суперобложку в защитную целлофановую пленку. Затем книга заняла свое место в запираемом шкафу с редкими изданиями стоимостью в 230 фунтов и вскоре была продана.)
День сегодня промозглый, но в пансионате для престарелых тепло и уютно. Сюзанна, как всегда, встречает меня приветливой улыбкой.
– Как дела? – спрашивает она.
Я рассказываю ей почти обо всем. Мне нравится говорить с незнакомыми или малознакомыми людьми. Они не судят. Но о письме деда к бабуне я ей не расскажу. Письмо и сейчас лежит у меня в сумочке. Я чувствую, что оно готово прожечь дыру – так ему хочется вырваться наружу. Сдержанно рассказываю Сюзанне о своем глупом романе с Чарльзом Дирхедом, о скандале, устроенном его женой в магазине, и о своем уходе из «Старины и современности». Рассказываю о болезни отца и о том, как Филип защищал меня.
Сюзанна – хорошая слушательница. Она признаётся, что Филип ей симпатичен. Конечно, она знает о нем лишь по моим рассказам.
Потом я спрашиваю о состоянии бабушки.