Читаем Чемодан. Вокзал. Россия полностью

Дело Венславского оказалось даже проще, чем он планировал. Высокий и жутковатый дом за годы советской власти стал меньше на два сгоревших флигеля и всю внутреннюю отделку, но стоял на месте. Все поросло лопухами, крапивой и какими-то кустами. По черной земле валялись разбросанные, с обломанными углами кирпичи. Ни клумб, ни дорожек не было и следа, и только поодаль в реденьком лесочке кучно валялись гнилые, когда-то крашенные, но уж и не разберешь, в какой цвет, доски с погнутыми гвоздями – тут, видимо, была беседка.

В деревне половина домов стояли пустые, в тех же, где кто-то жил, были какие-то не те семьи, что знал Венславский, и все были насчет поведения совершенно шелковые. Он нанял крестьян для стройки и условился, сколько заплатит, если к следующему приезду все заросли будут выкошены. Когда мы приехали через неделю, работа шла полным ходом, а трава была выкошена даже между деревьями. Из чьего-то коровника вытащили грязных и обчирканных косами чугунных львов и поставили на прежнее место на крыльце. Мое участие ограничилось тем, что одна и та же крестьянка дважды продала мне по кузовку свежих огурцов, которые я тут же, сидя в машине, большей частью и съел, на вопросы Венславского, не хочу ли их хоть сполоснуть, отвечая удивленным взглядом.

– Ну как вообще дом? – спросила меня дома Лида.

– Идеальное местечко, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Особенно хорошо, если это мысли о самоубийстве.

– Что там, стены, что ли, кровоточат?

– Да так как-то все. Грустно. Прогуляемся, может?

Она положила босую ногу на стол и пошевелила пальцами.

– Не хочу.

– Чего это?

– Слишком жарко. И холодно.

Мы препирались так еще какое-то время, и только когда опять невозможно устали, Лида хлопнула себя по лбу и сказала:

- Забыла! Тебе ж телеграмма!

Она протянула открытый конверт. Старик писал, что прибывает гробовозом субботу вечером встречу похерить приготовить вещи говиться отправляться немедленно.

– Уезжаете скоро?

– Видимо. Приедет послезавтра. Ты же и сама прочитала.

Лида развела руками:

– Разве любопытство – это грех?

Мы пошли ужинать. В крошечной кухоньке стояла огромная, вся увитая колоннами, райскими цветочками и пухлыми херувимами печь, равномерно выкрашенная какими-то прежними жильцами бледно-зеленой краской. Дымоход печи давно заварили, и теперь она просто укоризненно занимала место. Еще на кухне стоял стол и имелось свободное пространство, где прекрасно поместился бы носовой платок, если его сложить хотя бы вчетверо.

Я похлопал Лиду по ладони:

– Ну не грусти, может, где-нибудь подстрелят, и тебе не придется меня терпеть.

– Как же, подстрелят. Уже один раз подстрелили, ничего хорошего не вышло.

– Я в этот раз лучше постараюсь.

На следующий день к нам зашел Венславский.

– А я к вам из Клинического поселка. Шел мимо, дай, думаю, зайду…

– Ладно заливать, вы же из Берлина приехали, я знаю.

Венславский замялся и вытащил из кармана коробочку духов.

– Ну уж с вами и сюрприза не сделаешь.

Лида расцеловала и его, и меня, и, конечно, саму коробочку. Потом мы решили втроем сходить в кино. Смущенный Венславский вышел подождать нас во дворе, пока мы собирались. Я попробовал поддержать Лиду, пока она надевала непослушный ботинок, но почему-то шагнул не в ту сторону и чуть было не наступил на сваленные в углу стопки бумаг. Крутанулся и ненароком въехал с размаху в шкаф. Шкаф качнулся и чуть не повалился на пол. В последний момент я обхватил его обеими руками, и он только немного сдвинулся в сторону.

– А ты говорила!

– Что я говорила?

– Вот и я об этом.

Стояла уже настоящая жара. По краям луж лежали густые перины пуха с тополей. Я шел в пиджаке и потел, как свинья. В кино давали отвратительную чепуху под названием «Главное быть счастливым». Лучшей частью представления было то, что по дороге я зашел в аптеку и насыпал себе за ворот на вспотевшую спину талька за какие-то смехотворные 5 рублей. Мы попрощались у ратуши, и Венславский, насвистывая, пошел дальше куда-то по своим делам, пока мы смотрели ему вслед.

– Ну ничего, ты возмужаешь, приоденешься и не хуже будешь выглядеть.

– Да с чего ты взяла, что я хочу?

– Ну ладно, ладно, чего уж. Я так просто. Вот купим тебе пиджак нормальный, и заживешь.

Когда мы вернулись, дверь в квартиру была отперта. За столом возле окна восседал старик. Он разулся, и из-под стола были видны его недостающие до пола короткие ноги в шерстяных носках.

–Это как понимать, –спросил я и оглядел дверной замок.

Лида беззвучно сказала «драсьте» и чуть присела.

–Это я отмычечкой, не пугайтесь, –старик вместо приветствия начал сгребать мои бумаги, которые успел разложить на столе. – Давайте-ка сразу, пока не разделись, и пойдем. Чего ждать.

– Чайку, может, –спросила Лида.

– Да, чайку хоть выпейте, с дороги-то.

Старик явно чаю не хотел, но только опустился обратно за стол. Я разулся, повесил в шкаф мокрый пиджак. Старик что-то черкал на листах. За стенкой запыхтел чайник.

– Куда едем?

– В Барсуки. Знаете что, Лидия Кирилловна, не могли бы вы мне пуговицу вот тут пришить, третий день без нее хожу.

– В Барсуки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза