Откуда-то сверху редкими сериями то и дело раздавался не очень громкий, но пугающий до черта как будто стон. Вначале низко басило, а потом доносился короткий и очень высокий свист, переходивший в клекот – такой громкий, что доски потолка принимались дрожать. Спросонья я чуть не свалился на пол от страха, когда услышал это. Как будто огромная птица сейчас вскроет крышу, как консервную банку, и зачерпнет меня гигантской когтистой лапой. Каждый раз хотелось встать, зажечь свет и проверить, что происходит, но звуки быстро проходили, и каждый раз я успевал успокоиться и почти заснуть.
В очередной, не пойми какой по счету раз, подпрыгнув от неожиданности от этого стона, я услышал отдаленный детский крик. Уже когда все затихло, крик повторился, потом снова и снова, каждый раз чуть в другом месте, как будто ребенок, видимо, девочка Венславских, куда-то побежал. Я сел на кровати и принялся нашаривать свечку на полу. Снова раздался крик, потом грохот, а сбоку, в хозяйской комнате, послышалась возня. Лида, которая могла бы спать посреди артиллерийского расчета, только повернулась на бок и пробормотала, чтобы я потише ел. Когда я наконец зажег свечу и надел брюки, мимо двери пробежали в сторону детской.
Чуть я высунулся в коридор, меня едва не сбила Венславская. Из черноты коридора донесся новый вскрик, на это раз взрослый. Я прикрыл за собой дверь и, прикрывая ладонью бешено метавшийся огонек свечи, прошел в темноту. На лестнице стояла, закрыв ладонями лицо, Венславская и беззвучно плакала. Она была растрепанная и совершенно забывшаяся в своих всхлипываниях. Через распахнувшийся ворот ее ночной рубашки мне была видна ее грудь, пока она механическим движением все-таки не прикрылась нормально. Я не придумал, что сказать ей, и только перевел взгляд на как раз поднявшегося по лестнице с первого этажа Венславского. Он держал в каждой руке по зажженной свече и хмурился.
– Ну где, сейчас найдется, – бормотал он. – Люба вот шума перепугалась и удрала куда-то.
– Я так и подумал.
Венславский кивком показал мне, чтобы я помог довести его жену обратно в комнату, а сам пошел впереди со своими свечами. Я шепотом извинился и приобнял сразу подавшуюся Венславскую. Мои пальцы легли на горячие даже через халат ребра. Она придерживала ворот рукой, но из него все равно доносился запах ее тела и духов даже лучше тех, которые Венславский привез Лиде. На застеленной кушетке в детской сидел мальчик и испуганно переводил взгляд с родителей на меня. Девочки в комнате не было. Мы с Венславским вышли обратно в коридор и тихо прикрыли за собой дверь.
– Такое бывало уже?
Венславский сложил руки на груди и покачал головой:
– Она после переезда здесь только два дня спала. Не спокойно, но такого, конечно, не было.
– Где она может быть в доме? Может быть, в вашу спальню пошла да заблудилась?
– Может. Ирочка, пойди лучше обратно в спальню, погляди, нет ли ее там.
Жена Венславского уже вышла из комнаты и явно не собиралась никуда идти, а равно и сидеть в каком-то определенном месте. Было видно, что это истерика и результат долгого напряжения, так что никакие доводы какое-то время на нее действовать не будут.
– Вы проводите жену, а я пока обойду этаж. Встретимся в столовой минут через пять. Разбудите Лиду, если с ней надо посидеть.
Венславский кивнул и ушел с женой, а я осмотрелся в комнате – совсем пустой, состоящей, как и наша комната, из кроватей и шкафа с кое-как разложенными после переезда детскими вещами. Обменялся сочувствующими взглядами с мальчиком:
– Что у вас случилось?
– Не знаю. Я проснулся – она кричит и плачет. Спрашиваю, что случилось, а она тово.
Я опустился на колено и посветил под пустую кровать. Там тоже было пусто.
– Ясно. Сиди здесь пока, не ходи никуда.
Я закрыл дверь детской и со свечой пошел по коридору.
– Что происходит? Горит что-то? – спросила одетая в плотную черную ночную рубашку толстая женщина, у которой из-за спины выглядывал не одетый ни во что муж.
– Привидение, может быть? – отозвался тоже вылезший на шум из комнаты Брандт. На нем была веселенькая полосатая пижама.
– Ну знайте же меру, наконец, – ответил я и грубо втолкнул его обратно в комнату. – Ничего не случилось, ребенок перепугался и поднял шум, возвращайтесь спать.
Если чудовищные звуки, напугавшие ребенка, мне не приснились, то исходить они должны были с чердака, в старых домах вентиляция и вытяжки и не такие звуки издавали. Однако сейчас сверху никаких звуков не доносилось. Я дошел до лестницы на первый этаж, крутанулся на месте, вернулся к комнате Брандта и постучал. Он, чуть помешкав, открыл:
– Опять вы?
– Простите, что толкнул вас. Это от сонливости.
Он холодно смерил меня взглядом.
– Хорошо. Это все?
– Нет. Скажите, вам ничего не слышалось до этой беготни? Никаких звуков странных не слыхали?
Брандт потер помятое лицо, а я рассмотрел в подробностях кладовую, в которой его поселили. У Лиды в такой кладовой можно было бы оборудовать небольшую футбольную площадку и развлекаться там на досуге.
– Как будто кричал кто-то, – наконец проговорил Брандт, – как волк, что ли, вой такой, у-у-у.