Дебил. Я — повар. Он — бил. Больно.
Хитрец. Ага. Но ты — умный повар. Он — спать. Ты — повар. У повара — нож.
Дебил. Ты — босс. Я — повар.
Хитрец. Ну вот и славно. Иди себе пока. Принеси-ка еще дровишек.
Дебил. Я — повар.
Хитрец подходит к остальным.
Хитрец. Ну? Хозяину-то оставили?
Амбал.
Хитрец. А тебе она зачем? Ты вот ее завтра хапнешь. А зачем?
Умник.
Амбал.
Верняк. Подождите, вы хотите сказать, что для вас это не более чем спорт? Чтобы живот не болел?
Амбал. А по-твоему, этого мало? Ты пойми, чудак… хотя, что это я — разве ты поймешь? Не… тебе этого в жисть не понять… и тебе… и тебе… Клаус вот, тот понимал. За что и жизнь свою отдал, а до того — полную голову седых волос настрадал. Мало, скажешь? «Не более чем спорт…» Фу ты, ну ты… Интеллигенты малахольные…
Амбал отходит в сторонку, ложится и засыпает.
Умник.
Хитрец. Сказать тебе честно?
Верняк. Зачем же вы ходите, ищете? Непонятно…
Хитрец. А чего тут непонятного? Все ищут, и я ищу. Если все ищут, то что это значит? Что стоимость у нее большая, вот что это значит. То есть, продать ее можно задорого. Это как… ну, взять, скажем, кусок холста размалеванного. Картину, то есть, какого-нибудь чудика, из тех, что стоят миллионы. На черта она мне, эта холстина? Из нее даже портков не сшить, настолько она масляной краской перемазана. А теперь представь себе, что пропала одна такая холстина, и все, значит, ее ищут. Что ж я, искать ее не буду, вместе со всеми? Конечно, буду. Хотя и не нужна она мне. Она-то не нужна, а вот денежки, которые за нее можно выручить — очень даже пригодились бы. Такая вот арифметика.
Рачо-нивчо.
Рачо-нивчо встает, поднимает пустой котелок, обтирает подолом ложку.
Рачо-нивчо. Пора уже укладываться. Вон как стемнело. Пойдем, хозяин…
Хитрец. И впрямь пора. Спокойной ночи, гости дорогие. Бог даст, свидимся.
Уходят. Верняк и Умник остаются одни.
Верняк. Денежки… домик… хозяйство… детишки… Уму непостижимо! Какое темное, низкое мещанство! А этот бугай — мышца ходячая… Как подумаешь, что такие вот людишки, пена эта, накипь эта подлая, полезет на чистый облик моей Королевы…
Умник. Ой-ой-ой! Какие страсти-мордасти! Прямо Шекспир, да и только! Знаете, господин Гамлет, на мой непросвещенный вкус, вы тут из всех — самый мерзкий. Даже дебил этот, рабское отродье, и тот глаже. Их причины из земли растут, из естества. А ваши? Теорийки какие-то шаткие, дурная экзальтация… Королеву какую-то себе выдумал, в рюшках и фестончиках…
Ты вот их людишками кличешь, презираешь за мелочность мотивов. Оно конечно, идейной красоты и логической стройности в их построениях не сыщешь… но они, между прочим, за свои корявые убеждения живой кровью платят — чужой и своею, грешат, умирают… живут, одним словом. А ты?
Верняк.
Умник. Ну да? Это — не шутка… А вот убить ты за нее можешь? Или просто смотреть станешь, как наш десятиборец полезет завтра твоей Королеве подол заголять? Он-то ей рюшечки пообрывает, будь уверен.
Верняк. Врет он все. Ничего там нету. Не верю.
Умник. Не веришь? Нету? А вдруг и в самом деле есть? Ну? Ага… сомневаетесь все-таки… да и как же не сомневаться?
Пауза. Умник лезет в карман и достает складной нож.
Умник. Смотри-ка, что у меня есть, господин теоретик. Возьмешь?
Пауза. Верняк, поколебавшись, берет нож и прячет его в карман.