Чемпион

И Колька, глядя на них, вспомнил, как впервые в жизни поднимался вот по этим ступеням к высокой двери с ранцем за спиной, с букетом цветов в руках, как сказал тогда бабушке и отцу (мамы не было почему-то): «Я лучше всех буду учиться!» И как старался он на первом в своей жизни уроке, тянул руку, когда первая учительница, замечательная Наталья Сергеевна, спросила: «Кто уже умеет читать?» Будто и не с ним всё это было.

И ему нестерпимо захотелось поехать к отцу прямо сейчас, увидеть его… Но это невозможно. И Колька просто сел в первый же подъехавший автобус на ближайшей остановке и даже не стал прятаться от кондуктора, купил билет.

Вылез из автобуса у реки. Здесь они и с отцом выходили…

По берегу растут высокие толстые тополя, под ними всегда тень, и звуки города сюда почти не доносятся, у самой воды ивы – зелёные подушки уже с жёлтыми подпалинами. Это место, конечно, пристанище выпивающих компаний, но днём не страшно. И рыбаки у каждой прогалины в ивовых зарослях.

Тянет искупаться в такой солнечный денёк, но уже конец сентября… Колька присел на огромный пень и наблюдал, как меняет червя на крючке и закидывает леску пожилой мужчина. Поплавок застыл на воде, не клюёт. Рыбак закуривает, оглядывается недовольно на Кольку, но молчит.

А на верху, на крутизне берега – церковь и от неё сбегает сюда, к этому рыболовному пятачку тропка. И Колька увидел, как сбегает по тропке человек, бородатый мужчина, в чёрной длиннополой одежде и с блестящим крестом на груди.

А рыбак встаёт, улыбается, сложил ладони лодочкой, склонил голову. Священник вкладывает в его ладони руку, а тот целует её, а священник быстро крестит его голову и что-то, кажется, говорит негромко. И всё это так необычно для Кольки – будто кино смотрит.

Его хотя и крестили, когда-то, но в церковь родители, кажется, не ходили, и он-то раза два только с бабушкой захаживал, но долго не мог там быть – непонятное заунывное пение, и всё время на одном месте стой… Скучно…

– Ну, как? Клюёт? – нетерпеливо спрашивает священник.

– Нет, батюшка.

– Ну-ка, испробую.

Рыбак из-под куста достал вторую удочку, священник размотал леску, стал червя наживлять и, видно, почувствовал взгляд со стороны, на Кольку глаза поднял. Улыбнулся:

– Хочешь попробовать?

– Не-а…

– А чего, давай…

И Кольке так захотелось вдруг закинуть удочку, когда-то ведь вот здесь, на этом месте, с отцом рыбачили. Он подошёл, и священник протянул ему удилище.

– На. Смотри, за куст не зацепи.

И рыбак сказал поощрительно (куда-то исчезла его недовольная угрюмость):

– Ну-ка, давай…

Колька забросил. Поплавок нырнул и выскочил из воды, застыл.

И минуты три все молчали, напряжённо глядели на поплавки.

– Да, не клюёт, – сказал священник. И спросил вдруг у Кольки: – А ты чего не в школе?

Он, священник этот, хоть и бородатый, но видно, что молодой, глаза у него весёлые, а волосы рыжеватые и пахнет от него чем-то вкусным. И Колька ответил весело:

– Выгнали!

– О! Меня тоже, бывало, выгоняли. Да, брат ты мой…

И вот тут Кольке подумалось, что сейчас нравоучение начнётся: что такое хорошо и что такое плохо…

– Пошёл я домой, – сказал он грубовато и отдал удилище.

– Ну, давай. Как зовут тебя? – священник спросил.

– Колька.

– Давай, Колька, счастливо тебе. Если опять выгонят из школы, приходи сюда, мы тут каждый день рыбачим. А если что, так я в храме, – он кивнул на церковь, – отец Илья меня зовут.

– Ладно. – И Колька полез в крутизну берега.

Вообще-то, он никуда не торопился и порыбачить и даже поболтать с этим весёлым попом он был не прочь, но, с другой стороны, жизнь уже научила – не доверять, вот так сразу, никому. С чего бы он, поп этот, такой добрый? А ведь он добрый… Колька обернулся и увидел ещё раз священника, тот говорил что-то рыболову, и видно было, что он улыбается и рыжеватая борода его на солнце – золотая, и крест блестит.

Пешком шёл домой. А дома весь остаток дня смотрел телевизор. Матери не было, она пришла только поздно вечером. Одна, трезвая. Колька сделал вид, что уже спит. И мать долго тихонько возилась в кухне, в комнате…

А Колька думал – о себе, о боксе, ещё о всяком…

…Был у него друг – Васька Овсянников. Он-то и притащил год назад Кольку на вокзал, научил «работать». Настоящий друган был и шпана уже отпетая. Теперь в специнтернате «срок тянет». А больше у Кольки по настоящему-то и нет друзей. Окунев – это так, поболтать. Другие одноклассники – ну, тоже так… Не дружил Колька особо ни с кем. Парни из подвала?

Сначала интересно было, а потом как-то надоело: ну, в карты дуются, клей нюхают, подворовывают, дома неделями не бывают… Нет, не хотелось Кольке так жить.