Даль Роальд
Чемпион
Роальд Даль
ЧЕМПИОН
(из цикла "Песик Клода")
Весь день мы возились с изюмом, нагибаясь над столом в тесном офисе заправочной станции, то и дело отвлекаясь на клиентов. Изюмины разбухли в воде, можно было слегка надрезать кожуру и выдавить сердцевину.
Всего было сто девяносто шесть изюмин, и мы еще не закончили приготовлений. До вечера оставалось совсем недолго.
- Отлично, - сказал Клод, потирая руки. - Который час?
- Начало шестого.
Через окно мы увидели, как к колонке подъехала многоместная машина. За рулем была женщина, за ней как минимум восемь детей ели мороженое.
- Скоро надо идти, сказал Клод. - Если мы не будем на месте до захода солнца, все пойдет насмарку. Он начинал психовать. Его лицо покраснело и глаза почти вылезли из орбит, как было перед собачьими бегами или когда вечером предстояло свидание с Клариссой.
Мы вышли на улицу, Клод залил бензина сколько спросили. Женщина уехала, и он остался стоять посреди дороги. Он щурился на солнце, которое теперь стояло низко, всего лишь на ширину ладони над кромками деревьев по ту сторону долины.
Я сказал:
- Хорошо, закрываемся.
Он пошел от колонки к колонке, замыкая каждую на висячий замок.
- Лучше сними желтый свитер, сказал Клод.
- Это еще почему?
- Будет сильно маячить в лунном свете.
- Ничего не будет!
- Гордон, послушай меня, сними ты его! Выходим через три минуты.
Он исчез в своем фургончике, стоявшем за заправочной станцией, а я пошел на станцию и переоделся в синий пуловер.
На нем были черные брюки, темно-зеленая водолазка и кепка. Козырек был надвинут на глаза. Всем своим видом он напоминал актера из ночного клуба, изображающего бандита. Я заметил, как оттопыривается его живот:
- Что это у тебя там?
Он приподнял свитер, и я увидел два тонких, но довольно вместительных белых хлопчатобумажных мешка, аккуратно обвязанных вокруг поясницы.
- Надо же в чем-то нести, - зловеще проговорил он.
- Понятно, - сказал я.
- Ну, пошли.
- Все-таки, по-моему, лучше на машине.
- Слишком рискованно. Нас могут заметить.
- До леса целых три мили!
- Да? А в тюрягу на шесть месяцев ты не хочешь?
- Что же ты раньше мне об этом не говорил?
- Разве нет?
- Знаешь, не хочу я в это впутываться. Оно того не стоит.
- Вот я и говорю: пошли пешком, Гордон, так полезней для здоровья.
Стоял солнечный тихий вечер; клочья белых облаков недвижно парили в небе, и вся долина была наполнена тишиной и прохладой. Мы двинулись в путь по обочине дороги на Оксфорд, петлявшей между холмами.
- Изюм взял? - спросил Клод.
- В кармане.
- Отлично, - ответил он. - Замечательно.
Через десять минут мы свернули с большой дороги на тропинку c изгородью по обе стороны. Теперь приходилось тащиться в гору.
- Сколько там всего лесников? - спросил я.
- Трое.
Клод выбросил наполовину выкуренную сигарету. Через минуту закурил другую.
- Вообще-то я не одобряю новых методов, - сказал он. - Тут лучше поосторожней.
- Конечно.
- Но на этот раз чувствую: то, что надо!
- Да?
- Можешь не сомневаться.
- Ну, дай Бог.
- Мы открываем новую страницу в истории браконьерства. Но только не вздумай никому рассказывать, как мы все это провернули. Стоит об этом узнать хоть одной душе, каждый дурак станет делать то же самое, и на весь район не останется ни одного фазана.
- Никто от меня и слова не услышит.
- Ты молодец, - продолжал он. - Умнейшие люди занимались этой проблемой с незапамятных времен, и никто из них до такого не додумался. Почему же ты раньше мне ничего не говорил?
- Да ты же меня и не спрашивал.
И это была правда. Собственно говоря, еще два дня до того Клод даже и не заговаривал со мной о самом святом: о браконьерстве. Летними вечерами я часто видел, как он в своей кепке выскальзывал из фургончика и исчезал в направлении леса; и иногда, наблюдая за ним из окна заправочной станции, я задумывался над тем, что же именно он предпримет на этот раз, на какие уловки пустится там, в одиночестве, в полной темноте. Он редко возвращался рано, и никогда, никогда не приносил добычу с собой. Но на следующий день, - и я себе не представлял, каким образом, - в сарае за станцией висел фазан, или заяц, или связка куропаток нам на съедение.
Этим летом он проявлял особенно бурную деятельность, а последние пару месяцев вообще ходил по пять раз в неделю. Но дело было не только в этом. Мне показалось, что в последнее время в его отношении к браконьерству произошла таинственная, едва уловимая перемена. Теперь в нем появились целеустремленность, молчаливость и напряжение, как будто это была не игра, а настоящая борьба, которую Клод вел в одиночку с невидимым, ненавистным врагом.