Чемпион

— Салам пополам, Леопольд. Ага, ага, живём дружно, сам не болей. Тут у меня близкий за некого баклана интересуется. Зовут Васька Цыган, живет на Нахаловке. Знаешь такого? Ага… пацан, да, молодой. Из этих?

Лёха выслушал то, что ему говорили в ответ, покивал.

— Брат, должен буду. Обнимаю.

Закончил вызов. Трубу спрятал.

— Ну че? — нахохлился нетерпеливо Пельмень.

— Записывай адрес своего молодого фраерка.

Пельмень тотчас записал, вспотевшими от волнения руками.

— И че делать теперь будешь? — поинтересовался Лёха. — Внатуре башку проломишь?

Саня промолчал.

— Леопольд говорит цыганёнок ушлый, из цыганских барыг и под кайфом чудит, своих старших пародирует. Оно тебе точно надо? — ещё раз уточнил Лёха.

— Надо, — отрывисто кивнул Пельмень. — За меня не беспокойся. Я названивать или нарисовать тебе по дороге на море не стану. Бля буду.

— Правильно пацан, за своих мочить надо, уважаю, — резюмировал Грузовик. — Ты только при Настюхе язык попридержи, чем мы тут с тобой занимаемся.

— Не вопрос вообще.

Договорились.

Вернулась Настя. И Лёха, явно заскучавший, хлопнул ее по заднице ладонью.

— Ать, твоя жопа как орех, так и просится на грех!

Настя захихикала. Смешно то как — жопа как орех.

— Ладно козочка, пойдём. Ты собралась?

Пельмень хмыкнул.

Хотелось спросить, если сестра козочка, то ты тогда кто — козел? Но Саня промолчал, понимая, что во второй раз может уже так не повезти с дерзостью. И шутейки приведут к прописанию отцовского леща. А выхватывать не хотелось. Тип Лёха Грузовик лютый и такой юмор вряд ли оценит. Да и назвать его козлом теперь язык не повернётся. Все таки Грузовик помог.

— Матери скажи, что мы с Алексеем уезжаем на моря на недельку! — сказала Настя.

Пельмень только пожал плечами. Лёха и Настя вышли, обнимаясь. Одной рукой он прихватил авоську с вещами, а другая рука Грузовика снова легла на задницу сестры. Пальцы энергично мацали упругую булку.

А когда они ушли, Пельмень ещё некоторое время вертел в руках листок с адресом Цыгана. Правильно Лёха говорит, за своих мочить надо с ходу. На беспредел следует беспределом же отвечать. Только так понятно становится.

Пельмень тяжело поднялся. Ударил несколько раз сжатым кулаком по воздуху. Проверяя — как сидит штука, как реагирует тело. Потом снял, в карман сунул.

Пригодится.

Причём очень скоро.

Через несколько минут Саня уже топал по улице, дыша все ещё душным летним воздухом. Смеркалось. Из открытого дома одного из домов орал Децл, чему Пельмень уже нисколечко не удивлялся (так то в 1991 году Кириллу Толмацкому исполнилось восемь лет в оригинале):

«Мой друг мне помог

Найти адреса и, изучив от начала и до конца, узнав их имена,

Я приступил к делу, хотя ещё болело тело,

Но страшная месть мною овладела,

Во мне кипела, как в тот тёмный вечер,

Когда меня четыре быка хотели покалечить…»

Музон как в руку. Настраивал на нужную волну. А заодно отбрасывал последние сомнения.

Угрюмый и сосредоточенный, Пельмень пришёл в Нахаловку. Дом Цыгана пришлось малость поискать — с нумерацией здесь имелись определённые трудности. На части домов цифр попросту не находилось. Но сориентировался Саня достаточно быстро. Начал поиск с места, где произошёл изначальный конфликт Пельменя и Малого с местной шпаной во главе с Васькой Цыганом. Побродил по узким улочкам. Посверял номера домов. Понял нелогичную нумерацию (определенная логика таки имелась даже здесь).

Судя по всему, пацаны Цыгановцы хорошо струхнули Лёху Грузовика и разошлись по домам — «на дно залегли». По крайней мере, никого из четверки Пельмень по пути не встретил. Что неудивительно. Связываться с реальными бандюками мелкое дворовое хулиганьё пока не решалось, как бы они не кичились своей крутостью и исключительностью. Тем более, как припомнил Саня теперь, Грузовик состоял членом одной из самых страшных и уважаемых ОПГ этого города — кладбищенских. Группировки составленной преимущественно из лиц славянской национальности и не дававшей продыху бандам других национальностей. Цыганам в том числе. И по некоторым вопросам — им прежде всего. Кладбищенские спали и видели, как окончательно выкорчевать из города цыган.

Жил Васька, в домишке стоявшем на добром слове. Но при этом сам домишка был в два этажа. И при желании там могло уместиться сразу несколько «советских» семей в составе «папа, мама, я». У забора дома рядом с калиткой стоял старенький мотороллер — видать Цыгана.

Саня подошёл ближе, встал на цыпочки, заглянул за забор. Сортир на улице, по двору бегают куры. Везде мусор, какой-то никому ненужный хлам кучками лежит.

Такое впечатление будто на свалку попал. В будке на цепи сидит Шарик — помесь дворняги и овчарки.

Пельмень подошёл ещё ближе, покружил вокруг. Позаглядывал через забор с разных углов, стараясь при этом особо не светиться, чтобы не привлекать лишнее внимание.

Приметил, что во дворе бабка цыгана — платок на голове, длинные седые волосы. Старенькая престаренькая. Помимо бабки ещё какие то бабы трутся — помогают накрывать стол. Эти моложе, в среднем от двенадцати до пятидесяти лет.

Внутри шумно, суетно, поэтому Пельменя никто не приметил.