Чемпион

Ну вот, все основные (из доступных) метрики сняты. Саня в чувствовал приятное жжение, растекающееся по телу, особенно в щиколотках, но энергии полученной из сырых яиц (порядка 300 ккал) хватило с головой.

Настало время правильного завтрака. И на самом пороге в ноздри Пельменя ударил запах еды. Нет, не бутрика с ливеркой, но Геркулеса, строгой, мать его, классики и Бога утренних углеводов.

— Доброе утро, ма! За кашу — спасибо! Ты сделала мое утро.

Пельмень, взмокший и запыхавшийся, заглянул на кухню перед тем как посетить ванную.

Мать отвлеклась от плиты, вымерила своего сыночка взглядом.

— А где ты был?

— Не спится мам, решил проветриться. Все в порядке.

Женщина перемешала кашу, начавшую приставать к дну кастрюли.

— Я вот как знала, Александр, что надо тебя к эндокринологу показать.

— Зачем? — удивился Пельмень.

— А зачем ты глюкометр брал?

— Ну-у… — Саня хотел сказать че нибудь умное, но не решил че, поэтому промолчал.

— У тебя папаша в шаге от инсулиновой иглы, ты что думаешь я глюкометр принесла.

— Не, у меня все нормально, ма, — отмахнулся Пельмень.

— И щеки впали… — задумчиво протянула она, мешая кашу.

— Все нормально, — повторил Саня.

Он развернулся и таки зачапал в ванную.

— Ты это папашу своего толкни — завтрак, а то мне бежать пора! — крикнула мать напоследок.

Пельмень проследовал в душ. По пути заглянул к бате, тот на удивление уже не спал и рылся в новомодной китайской сумке бауле, какая имелась у каждого торгаша.

— Бать, доброе.

Бывший физрук вздрогнул, баул инстинктивно спрятал под кровать.

— А, ты сын, здорова, — батя заговорщицки огляделся. — Я думал Колька дебил проснулся. Сука такая, везде своё рыло суёт.

Колька — так звали того самого соседушку, накануне подмотавшего сгущёнку Пельменя. Игоря Борисыча он похоже тоже подбешивал. Ну так было за что.

— Иди завтракать, мать зовёт, — сказал Пельмень.

— Ща подойду… сын, а сын, ты там своему кенту передай, чтобы готовил водяру, — батя подмигнул Сане.

Задерживаться у бати Пельмень не стал, хотя стало понятно, что кое-чего Игорь Борисычу таки удалось достать. Ну посмотрим. Просто потяни щас с купаниями и в очередь встрянешь. Коммуналка — это как туалет утром в поезде дальнего следования — не успел встать рано и каюк, хоть в штаны писейся, но мимо очереди никто не пустит.

Благо очередь в 6 утра, да ещё и выходного дня, образоваться не успела. Саня принял душ и по возвращению на кухню обнаружил, что матушка доварила кашу. Взяла половник и наложила Сане в тарелку три полных черпака с горкой.

— Так, Александр, каша готова, садись есть, — мать бросила половник в раковину. — Теперь надо медку добавить для вкусу.

Она облизала пальцы и отлучилась в кладовку. Пельмень проводил ее взглядом. Ну, если судить по тому, что порцией у матери было три половника на рыло — сколько она нахерачит в кастрюлю мёда — представить страшно. Баллон майского она принесла также вчера, то ли купив по блату, то ли на что-то обменяв по бартеру — хрен его там теперь поймёшь.

Саня решил «участи» трёх половников избежать и пока матушка вышла, подошёл к печи и вывали две третих тарелки обратно в кастрюлю. Туда же слил целый стакан масла, «кашу маслом не испортишь» — это как-нибудь в следующий раз. Так что, мамуля, без обид.

Вернувшись, Пельмень уже собрался уработать заметно уменьшившуюся порцию за обе щеки. Но не тут то было.

Плюх.

С этим звуком мать ливанула увесистый половник каши в тарелку сыну. И количество каши, которую наложил себе Пельмень и сколько ему предлагалось съесть, увеличилось до прежних размеров.

— Сын, что же ты без мёда кашу скушал? — она разочарованно вздохнула.

Саня уставился на свою тарелку, где каша превратилась в какой-то суп, с бульоном из растопленного масла.

Понятно, женщина решила, что Пельмень свою порцию уже съел.

Тотчас в кашу плюхнулась столовая ложка мёда с горкой.

— Майский, — прокомментировала мать. — Дядя Аркаша передал по блату. Я ему кое в чем помогла…

— Я уже слышал, мам, — перебил Пельмень, соображая как теперь набивать желудок.

Саня сглотнул, начался активный процесс слюноотделения, но не притронулся к еде.

Здесь, наверное, разом тысяча калорий… в одной только ложке.

Хлопья овсянки одиноко так плавали в тарелке. Пельмень с унылым лицом поводился среди них ложкой, словно веслом.

Мать, видя, что сын есть не спешит заподозрила что-то неладное. Подошла, коснулась его лба губами, как детям температуру меряют.

Взглянула в глаза.

— Сын, у тебя все хорошо? Как ты себя чувствуешь? Ты же сам кашу попросил.

— Хорошо… а за кашу спасибо, ма, вкусно. Правда.

— Нормально поешь, а? Ты ж всегда двойную порцию просишь…

— Поем.

— Ах да, чуть не забыла, — мать сбегала к холодильнику и достала оттуда полную тарелку блинов. — На работе вчера тетя Лида угостила. На кефире.

Блины поставила на стол, рядом с тарелкой. И с такой любовью в глазах потрепала Пельменя по голове, умиляясь.

— Спасибо, ма.

— Кушай давай, потом спасибо скажешь. Может блинчики подогреть?

Тело Сани аж вздрогнуло при виде блинчиков.

Но нет — диета.

Держаться надо.

— Ладно, я на работу дорогой. Сейчас только посуду вымою.