Тело Оракула разорвалось надвое. Звук пилой заскрежетал в варпе. Из расколотого тела брызнула кровь, каждая капля была влажной черной дырой, брызгами негативного пространства, падающими сквозь реальность. Зал замерцал и вытянулся. Ряды демонов стали замаранными цветами силуэтами, их рты — дырами в потустороннюю тьму.
Мы больше не стояли у барьера между реальным и нереальным — мы оказались в саду разложения. Мы оказались в варпе.
Псайкер — существо, чей разум является дверью в эфир, проводником парадокса. Мы прикасаемся к неописуемому, но все так же состоим из плоти, все так же вылеплены из глины низменной реальности. Когда демоны ступают в реальный мир, они начинают умирать, как выброшенная из моря рыба задохнется в воздухе, которым мы дышим.
Вот только когда мы, обычные создания, ныряем в Море Душ, мы не тонем.
Мы горим.
Огненный ад разошелся от Аримана во все стороны. Его очертания размылись, по краям распадаясь на яркие частицы. Санахт упал, содрогаясь в судорогах, его руки и шея выгнулись дугой, как будто через них прошел разряд молнии. Астреос застыл на месте, его конечности, несмотря на все усилия, отказывались повиноваться. Рубрику окружили вопящие ореолы, орущие лицами, что формировались из расколотого света и клубящейся пыли. Не знаю, как я сам выглядел в тот момент, знаю только то, как оно ощущалось — казалось, все мысли, что были у меня в голове, вытягивали крючьями и разбрасывали по пропасти, что становилась все шире и шире. Все, чем я был, превратилось в тонкий пласт идей, памяти и воли. Демоны перестали быть существами из гниющих костей и кожи. Они превратились в зерцала моего отчаяния и надежды, в тонколицые кошмары, созданные из каждого сожаления, что мне приходилось когда-либо чувствовать.
В этот сад разложения проникло существо, которое поджидало нас. Его очертания и форма возникли как влажный пузырь из бледной слизи. Затем стали вздуваться жир и мышцы, и оно начало расширяться, принимая очертания и текстуру, подобно подрагивающему раскадрированию растущего и распускающегося растения, втиснутому в пару секунд. Тело его было огромной горой изодранной сырой плоти, голова — массой сломанных рогов. Я почувствовал запах горелого, густую, тяжелую вонь топленого жира и костяной сажи. Исходившая от него мощь удушала. Другие демоны отступили, выскользнув из-под моего взора. Я только и мог, что не позволять своей душе угодить на орбиту этого исполинского создания.
Я узнал его.
Мне известны многие демоны. Одних я сковывал, других видел мельком, о куда большем их числе я только слышал. Многие существа часто меняют свои имена и титулы, скрывая слабость за ложной славой, как мелкий вор, что воображает себя принцем, рядится в плащ из ярких перьев и шелков. Иные не нуждаются в подобных ухищрениях — их существование резонирует в варпе. Титулы слетаются к ним, будто мухи к навозной куче, и силой они уступают только Темным Богам, что их породили. Это было как раз такое существо. Владыка Личинок, Властитель Чумной Ямы, Седьмой Кровопийца Скорби, Вороний Червь — я слышал, как герольды с рыданиями восхваляют его славу в глубинах Ока, и видел его тень в смертях миллиардов.
Он посмотрел на меня. Не на Аримана, не на других.
Прямо на меня.
На месте глаз у него были ожоговые шрамы.
Он заговорил, и слова его рассеяли туман в моем разуме.
—
Владыка Личинок захохотал, и от его содрогающегося тела отслоились куски кожи. Он повернул свою огромную голову к остальным. Огонь вокруг Аримана погас. Ни один колдун, с которым мне приходилось встречаться, не мог тягаться с ним, но даже он не мог бросить вызов одному из самых возвышенных из демонического рода, если только не было другого выхода. Наблюдая за Ариманом, я знал, что он ищет выход из положения, невзирая даже на то, что зверь возвышался прямо над нами.
—
— Где наш брат? — холодно, держа себя в руках, спросил Ариман. — Где Менкаура?
—
— Нет, — произнес Ариман. — Твой род пожирает, извращает и разлагает, но он не уничтожает.
—
— Верни его.