Одна из серворук Джарега крутанулась и сильно ударила Руоха в лицо с омерзительным звуком столкновения металла с костью. Он опрокинулся назад и неуклюже упал. Закованное в «Катафракт» тело оставалось застывшим в неподвижности.
Даже упав на пол, он смеялся. Смеялся, пересиливая боль в раздробленной скуле.
— Ты меня ненавидишь, Джарег, — крикнул он, — но знаешь, что со временем станешь мной.
— В таком случае мы все прокляты, — произнес Джарег.
— Что ты помнишь? — спросил Дрегер.
Он стоял, широко разведя руки, пока сервиторы и рабы Легиона прикручивали к его плоти боевую броню, старательно избегая взгляда своих огромных непредсказуемых хозяев.
Кхарн наматывал на запястья куски цепей — эхо тех лет, что примарх был вынужден провести в рабстве, и бойцов с арен Деш`еа, которые были ему братьями. Неподалеку почтительно ожидал сенешаль Бронда, Мавен, готовый при необходимости помочь Кхарну. Хотя для смертного он был высок и находился на пике жизни, однако едва доставал легионеру до груди. Один раз крутануть — и его нить будет обрезана.
«Как же ужасно бренна, скоротечна и бессмысленна человеческая жизнь», — подумалось Дрегеру.
Он спохватился и покачал головой. «Это мы неестественны», — подумал он. Отклонения, которых не должно существовать. Какое у него право судить об их жизнях?
Он и его сородичи являлись оружием, порожденным на свет, чтобы сражаться в войнах Императора, расширять пределы горизонта, а затем… что? Вымереть, исчерпав свою полезность, как произошло с прото-Астартес до них.
— Мало что, — произнес Кхарн, возвращая Дрегера из его мрачных и темных раздумий. — Гвозди забрали меня задолго до конца. Сколько они удерживали меня в своем рабстве? Часы? Дни? Недели? Не помню. С тем же успехом могла пройти целая жизнь. Говоришь, я был мертв?
Дрегер кивнул.
— Апотекарии подтвердили это. Когда мы вытащили тебя с Терры, твои сердца не бились. Ты был бледен, словно один из рода Керза. В тебе едва ли оставалась хоть капля крови. Твои раны… — он покачал головой. — Никто не смог бы пережить то, что ты вынес.
Кхарн издал ворчание, обдумывая это.
— Судя по всему, можно, — сказал он, а затем пожал плечами и продолжил закреплять цепь на запястьях. Руки он оставил неприкрытыми. Плоть крест-накрест рассекали шрамы, и он поглядывал на них, пока готовился.
— Не помню, как получал хотя бы один из десяти, — произнес Кхарн.
Два капитана находились в арсенале Дрегера и облачались в броню для формальной встречи с Детьми Императора. Казалось, будто они собираются на войну.
— Но я помню разрозненные мгновения с Терры, — сказал Кхарн. — В основном мимолетные проблески, будто серия несвязанных пикт-картинок. Помню, как небо темнело от десантных капсул и штурмовых кораблей. Помню вкус крови на губах, когда мы штурмовали первую брешь, карабкаясь по трупам и используя их как насыпь, чтобы добраться до Имперских Кулаков. Лай болтеров. Пылающий закат после бомбардировки в первый день. Образ Ангрона, приземляющегося на стены. Беглое видение Ангела, который сражается с рожденными пустотой в угасающем свете. Впрочем, эти картинки хрупки. Когда я пытаюсь ухватить их, они полностью развеиваются, словно сны при пробуждении.
— Я не вижу снов, — произнес Дрегер. — Больше нет.
— Порой мне кажется, что все наше существование — всего лишь сон, — сказал Кхарн. — Один мучительный непрекращающийся кошмар, от которого мы не в силах проснуться.
Дрегер посмотрел на Кхарна, не зная, что на это ответить. После выхода из комы в том присутствовало нечто заметно иное, но он не мог точно определить, что именно. Возможно, теперь в нем жила мрачная напряженность, которой ранее не было. Странный свет в глазах, который говорил о безумии и несдерживаемой ярости, что совершенно не соответствовало спокойно произносимым словам и его действиям — за исключением расправы, учиненной им над группой убийц в изоляционной камере.
— Я не могу в это поверить, — сказал Дрегер. — Будь это правдой, ничего здесь не имело бы значения. Ни в чем не было бы смысла.
Кхарн поглядел на него. Если не считать горящих глаз, его лицо было бесстрастным. Непроницаемым. Холодным. На какой-то миг Дрегеру показалось, что Кхарн изучает его, будто возможного врага, оценивая сильные и слабые стороны. Определяет, как его лучше убить. Мгновение миновало, и уголок губ Кхарна дернулся, что могло означать шутку. Он пожал плечами.
— Быть может, в том-то и состоит великая тайна вселенной — что в конечном итоге ничто не имеет значения.
— Нет, — ответил Дрегер. — Я не могу в это поверить.
— Тогда во что же ты веришь, Девятый капитан?
— Я верю в Легион, — произнес Дрегер, секунду обдумав вопрос. — И верю, что он может выжить только в случае, если мы воссоздадим себя и будем едины. Верю, что только ты можешь это сделать.
— Мы в Двенадцатом не склонны к философии и метафизике, — сказал Кхарн. — Это не в нашей природе. Такие вещи лучше оставить жрецам Лоргара и адептам Алого Короля.
— Если кто-то из них еще жив, — заметил Дрегер.
В ответ Кхарн фыркнул.