Чему не бывать, тому не бывать

Ингвар кивнул и выразительно положил себе руку на живот. Она со стуком отбросила от себя Суламита.

— Ты не голоден, ты ел меньше часа назад. Послушай же!

— Я слушаю, — сказал Ингвар.

— Проблема в том, что представить себе совершенно случайный выбор жертв довольно сложно, — сказала Ингер Йоханне, усаживаясь на высокий табурет рядом с ним. — Люди не живут в одиночестве! Мы не можем быть абсолютно беспристрастными, у нас есть свои симпатии и антипатии... Если представить себе человека, который решает убивать. По той или иной причине. К этому мы вернемся. Но он решает убивать. Не потому, что он хочет лишить кого-то жизни, но потому, что он...

— Сложно представить, что кого-то хладнокровно убивают, хотя убийца не желает ему смерти.

— Мы все-таки попробуем, — нетерпеливо сказала она и переплела пальцы так, что костяшки побелели. — Убийца, может быть, выберет первую жертву совершенно произвольно. Как мы в детстве раскручивали глобус с закрытыми глазами. Туда, куда укажет палец...

— ...ты обещаешь поехать через двадцать пять лет, — подхватил он. — Я читал книгу в детстве о чем-то таком — «Обещание обязывает».

— А ты помнишь, как ты поступал во второй раз?

— Я подсматривал, — улыбнулся он, — чтобы выбрать место поинтереснее, чем мой друг.

— В конце я делала это с открытыми глазами, — призналась Ингер Йоханне. — Я хотела на Гавайские острова

— Ну, и куда ты ведешь?

— Я читала, — сказала она, позволяя ему гладить свою ладонь, — что газеты называют эти убийства идеальными преступлениями. Не так уж странно, если принять во внимание, насколько беспомощна полиция. Но я все-таки думаю, что нам стоит немного сместить фокус и понять, что мы говорим скорее об идеальном преступнике. Но... — Она прикусила нижнюю губу и потянулась за каперсами в маленькой вазочке. — Я веду к тому, — продолжила она, рассматривая черенок, — что таких не бывает. Идеальный убийца должен существовать в вакууме. Он не чувствует ничего: ни страха, ни ярости, ни ненависти, ни какой бы то ни было любви. Люди склонны представлять себе чокнутых убийц, совершенно лишенных всяких чувств, которые не способны налаживать связи с другими живыми существами. Но они забывают, что даже педофил Марк Дютру, «чудовище из Шарлеруа», был женат. Гитлер обрек шесть миллионов евреев на ужасные мучения и смерть, но рассказывают, что он очень любил свою собаку. Можно, наверное, даже предположить, что с ней он был очень мил.

— У него была собака?

Она пожала плечами:

— Ну наверное. Но ты же понял, что я хочу сказать.

— Нет.

Она медленно поднялась, продолжая жевать упрямый каперс. Осмотрелась вокруг и пошла к ящику с игрушками Кристиане.

— Я человек, который решил убивать, — сказала она, проглотив каперс, и опередила его возражения: — Забудь на минуту почему.

Она вытащила красный мячик и держала его перед собой в вытянутой руке в драматической позе Гамлета, рассматривающего череп Йорика. Ингвар хихикнул.

— Нечего смеяться, — оборвала она его. — Это глобус. Я много знаю о преступлениях: это моя профессия. Я знаю о связи между мотивом и разоблачением. Я знаю, что меня вряд ли поймают, если никто не сможет обнаружить каких-либо связей между мной и жертвой. Поэтому я вращаю глобус... — Она закрыла глаза и ткнула пальцем в красный резиновый бок. — ...Выбираю случайную жертву и убиваю. Все хорошо. Никто не нашел моих следов. Я вхожу во вкус. — Глаза открылись. — Но в каком-то смысле я изменилась. Все поступки, все события на нас влияют. Я чувствую себя... успешной. Я хочу повторить. Я чувствую себя... живой.

Она застыла. Ингвар открыл рот.

— Тише! — Она подняла вверх палец.

Снизу было слышно, как дети бегают из комнаты в комнату. Джек лаял. Сквозь пол неясно доносился недовольный взрослый голос.

— Может, я лучше ее заберу, — сказал Ингвар. — Кажется...

— Ш-ш-ш! — еще раз призвала она Ингвара к тишине, ее взгляд блуждал где-то далеко, она стояла в комичной театральной позе, выставив одну ногу вперед. Мячик по-прежнему лежал на ладони. — Живой, — повторила она, как будто пробовала слово на вкус.

Внезапно она схватила мячик обеими руками и ударила его об пол. Он отскочил к камину и опрокинул горшок с цветком, но непохоже было, чтобы Ингер Йоханне это заметила.

— Живой, — повторила она в третий раз. — Эти убийства — разновидность... экстремального спорта!

— Что?!

Ингвар уставился на Ингер Йоханне. Он попробовал заглянуть в глаза за тот чужой, пугающий взгляд, за непривычное поведение. Казалось, она погрузилась в транс.