— Вегард хотел много всего, — начала она, — и сразу. Он хотел быть понятным только элите и узнаваемым толпой, провоцирующим и уникальным. В то же время ему необходимо было признание, которое трудно дается людям, которые пишут эссе и заумные романы.
Теперь настала очередь Ингвара смеяться. Когда он отставил от себя чашку с кофе и снова осмотрел гостиную, он понял, что ему нравится эта женщина.
— У Вегарда был большой талант, — задумчиво продолжала она. — Когда-то. Я бы не сказала, что он его... растратил. Но он... Он слишком долго был «сердитым молодым человеком». Раньше он был полон обаяния, сил. Меня очаровала его бескомпромиссность и сила во всем, за что он брался. Но потом... Время шло, а он все боролся. Он так никогда и не вырос. Он считал, что борется со всеми остальными, и не хотел понять, что со временем стал бороться только с самим собой. Он пинал ногами во все стороны, не понимая, что те, в кого он целится, давно уже ушли дальше. Это стало...
Ингвар обратил внимание на то, что женщина казалась нимало не тронутой жестокой смертью мужа две недели назад. Целесообразная стратегия защиты, подумал он, тем более что она разговаривала с незнакомым полицейским. Теперь он все-таки заметил, что ее нижняя губа дрожит.
— Это было довольно смешно, — сказала она и сглотнула. — Но быть свидетелем этого было немного страшно.
— С кем же он боролся?
Ее рука расслабленно похлопала по выцветшей красной подушке.
— С теми, кто достиг того успеха, которого, по его мнению, он сам заслуживал, — ответила она. — Который, как он считал, у него... украли — в каком-то смысле. У Вегарда была такая классическая поза непризнанного гения: его недооценили, обошли... В то же время... он пытался стать одним из них. Больше всего на свете он хотел быть одним из них.
Она наклонилась вперед, подняла упавший на пол лист бумаги и протянула его Ингвару.
— Это пришло за день или два до его смерти, — сказала она и откинула на спину одну косу. — Я никогда не видела его таким счастливым.
Кремово-желтая открытка была украшена королевской монограммой. Ингвар постарался сдержать улыбку и положил открытку на стеклянный столик.
— Можете смеяться, — грустно сказала она, — но мы ужасно ругались из-за этого приглашения. Я не могла понять, почему для него так важно попасть в эту свору. Если честно, я беспокоилась. Он был заворожен тем, что наконец-то «станет кем-то», как он это называл.
— Вы часто ссорились?
— Да. По крайней мере в последние годы. После того как Вегард откровенно забуксовал и никак не мог больше считаться молодым и обещающим. Нам до развода оставалось... — Она чуть развела большой и указательный пальцы. — Во-о-от столько.
— И вы все-таки хотели ребенка?
— Разве не все хотят?
Он не ответил. Из подъезда донесся шум: что-то тяжелое упало на пол, заспорили два голоса. Ингвару показалось, что говорят на урду.
— В Грёнланде красиво, — сухо заметила она. — Но порой понимаешь, что слишком уж много представителей незнакомых культур. У них, как назло, никогда нет денег, чтобы купить квартиру в новом доме.
Голоса постепенно затихли. Только монотонный шум города проникал сквозь ветхие рамы и заполнял возникшую тишину.
— Если бы вам было нужно, — сказал Ингвар наконец, — выбрать одного врага Вегарда... у которого действительно были причины желать ему зла, кто бы это был?
— Это невозможно, — ответила она не задумываясь. — Вегард ранил стольких и разбросал вокруг себя столько дерьма, что нет никакого смысла искать кого-то одного. К тому же... — Она снова покрутила пальцем в дырке над коленом. Кожа блестела зимней бледностью в окружении синей ткани. — Я не уверена, что он мог кого-то сильно оскорбить. Раньше его критика бывала очень меткой, но в последнее время это было скорее... дерьмо.
— Ну, может, не человек, — не сдавался Ингвар, — может быть, группа людей, у которых было больше, чем у остальных, оснований чувствовать себя обиженными? Журналисты желтой прессы? Звезды телевидения? Политики?
— Авторы детективных романов! — Наконец-то она широко и искренне улыбнулась, показав маленькие белоснежные зубы с щербинкой между передними. На одной щеке появилась ямочка — овальная тень забытого смеха.
— Что?
— Несколько лет назад, когда его выдумки еще удостаивались внимания, он написал пародию на три бестселлера того года. Дурацкую, но ужасно смешную. Он вошел во вкус, это было что-то вроде его товарного знака в течение нескольких лет — ругаться с авторами детективов. Даже в тех ситуациях, когда это было ни к чему. Такой персональный вариант выражения «Вообще-то я считаю, что Карфаген должен быть разрушен».
Выхлопная труба грохотала под окном гостиной. Ингвар слышал, как во внутреннем дворе лает собака. У него болела спина и ломило плечи. Глаза были сухими, и он потер их кулаками, как сонный ребенок.