Чемульпо – Владивосток

Распорядившись сбавить ход до пятнадцати узлов, Руднев после перевязки с помощью вестового и двух матросов-санитаров, бережно поддерживавших командира под руки, доковылял до командирского салона. «Н-да. И где вчерашнее великолепие? Что не разнесено в щепки взрывом, то сгорело или провоняло дымом. Слава богу, хоть кровать в каюте одним куском стоит… Вот сейчас на нее как спикирую и проснусь, надеюсь, уже в Москве, суну в морду Вадику и бегом квартирку покупать. Монолит-кирпич… – мысли Карпышева причудливо смешивались с мыслями Руднева. – Команде надо выдать тройную винную порцию и написать донесение о бое… А это верно, обещал ведь. Где тут у нас вестовой?»

– Тихон, голубчик, передай старшему офицеру, что я приказал команде выдать тройную винную порцию, и плесни мне тоже чего покрепче.

«А теперь спать. Странно, почему я еще тут? «Варяг» прорвался, что еще этим козлам из НИИ надо…» – Сон подкрался настолько незаметно и быстро, что полупустой стакан выпал из руки командира на постель…

На корабле утомленный боем экипаж, за исключением вахты, аварийных партий, врачей и санитаров, укладывался спать. Кому-то это удавалось сразу, кто-то долго не мог совладать с нервами после первого в жизни боя. Старший офицер – вот же собачья должность – третью ночь почти без сна, продолжал носиться по кораблю, определяя первоочередные работы, которые надо было провести сразу после рассвета.

Из офицеров первыми отключились полуоглохшие артиллеристы. Но, как ни странно, через час беспокойного сна, сопровождавшегося вскриками и стонами, мичман Василий Александрович Балк проснулся. Он поднялся с койки и минут тридцать сидел, глядя в пространство. Потом встал, оделся, зачем-то засунул за пояс револьвер и вышел на верхнюю палубу. Постоял у борта, минут десять посмотрев на проносящуюся со скоростью полутора десятков узлов темную воду, а потом медленно, мягким прогулочным шагом пошел в сторону юта…

Карпышев проснулся от осторожного, но довольно громкого стука в дверь каюты. Судя по боли в ноге, каше в голове и всепроникающему запаху гари, он все еще был на «Варяге». Паршиво.

– Кто там? Кого еще принесло в три часа ночи? На японцев напоролись? Кто? Миноносцы, транспорт или что серьезнее?

– Мичман Балк. Вадик просил передать привет Петровичу.

Глава 9 Сообразим на троих?

В море у южного побережья Кореи, ночь с 27 на 28 января 1904 года

– Ну, заходи, дорогой, гостем будешь…

В открытую дверь снаружи плавно проскользнул силуэт мичмана, а изнутри вылетел недавно опустевший стакан, пущенный прямо из кровати недрогнувшей рукой капитана первого ранга. К удивлению Карпышева, вошедший одним плавным и экономным движением, несмотря на темноту, поймал стакан, понюхал и, усмехнувшись, аккуратно поставил на стол со словами:

– Спасибо за приглашение. Что же не зайти-то, коль приглашают. А еще есть, или сам все выпил, вашвыскбродь?

Заготовленная нецензурная тирада, в которой причудливо сплелись термины и обороты как тусовочно-компьютерного двадцать первого века, так и военно-морского девятнадцатого, осталась висеть на языке Руднева.

После пятисекундной паузы он, наконец, выдал:

– Если и нет, то щас будет… Ты кто?

– Ну, для начала, скажем только, что я не Вадик.

– Что ты не Вадик – я и сам понял. Этот жиртрест и в теле мичмана если и поймал бы стакан, то только своим поросячьим рылом. Реакция не та, рефлексы, а это в голове… Так… Если не Вадик, то кто? И почему ты сюда, а не я туда? «Варяг» прорвался, так какого хрена вам еще надо? И кто вы вообще такие, кроме того, что суки, конечно?

– Слушай, давай сначала дернем граммов по сто, а? Голова раскалывается, будто неделю пил… И мысли тоже того, путаются, свои и чужие… Хотя уже вроде и не чужие. Полчаса на палубе стоял, пока смог сообразить, как сюда дойти и кто я такой…

– Знакомые ощущения. У меня так же было. Кстати, выпивка помогает. Щас организуем, но только если ты мне все подробно и доходчиво растолкуешь. КТО ты, что ты и какого хрена ты ТУТ делаешь, ну и я заодно, о’кей?

– Ладно, задолбал, как дятел березу. Растолкую. Но предупреждаю сразу – ты не обрадуешься. Наливай, только быстрее, а то сначала я сдохну от головной боли, а ты потом от любопытства.

Они сели за стол, и початая бутылка французского коньяка была снова извлечена из специального держателя в прикроватной тумбочке. Там же нашелся и второй стакан. После первой свежеприбывший огорошил Петровича:

– Ты представляешь, родной, ЧТО ты натворил?

– Ты что, еврей?

Карпышеву этим вопросом удалось поставить в тупик неизвестного, осваивавшегося сейчас под черепом Балка и до этого уверенно контролировавшего ситуацию.

– Почему это? И кого ты имеешь в виду, Балка или меня?

– Я тебя спросил, зачем ты и я тут, а ты мне вопросом на вопрос отвечаешь… Что натворил, что натворил… Что просили, блин! Прорваться из Чемульпо и действовать максимально непохоже на оригинального Руднева. Кстати, с вас сто штук евриков, как вернете меня взад, помнишь?