Чемульпо – Владивосток

– Гайджин[67], я вас зарублю быстрее, чем кусок угля сгорает в топке. Но зачем мне это нужно, или как говорят наши друзья англичане, «что я с этого буду иметь»? Бизнесмены, восточные демоны их раздери… Наверняка они вам и доложили о нашем местоположении на корабле, да и о численности рассказать не забыли? Может быть, маршрут и график нашего перехода вам тоже продал кто-то из них? В чудесные случайности я уже не верю…

– Ну… Где-то как-то… Не без этого. Джентльмены, одно слово. Но вернемся к условиям дуэли, Масао-сама. Я гарантирую, в случае вашей победы, вам и всем японским подданным на борту пропуск на берег…

– И когда же вы у себя на западе поймете, что для нас, японцев, долг важнее, чем жизнь? Мне на берегу делать нечего, если это не пирс Йокосуки, к которому пришвартован «Ниссин»!

– Там вы сможете оповестить о захвате крейсеров адмирала Того, и у него будут неплохие шансы нас перехватить. Это единственное, что вы можете сделать для того, чтобы ваш «Ниссин» не был переименован в «Сунгари» и попал в Йокосуку, а не во Владивосток.

– А если победите вы?

– Вы складываете оружие и даете слово, что до схода на берег во Владивостоке никакого сопротивления или сеппуку ни в вашем исполнении, ни от кого из ваших людей я не ожидаю.

– А что помешает вашим людям перебить нас всех после того, как я вас зарублю, мой наивный молодой друг с «Варяга», простите, не запомнил вашего имени?

– Слово русского офицера и дворянина. Большего предложить не могу. Но поверьте, этого достаточно.

– Олл райт, я принимаю ваши условия, все равно у нас нет никакого оружия, кроме моей катаны и вакидзаси. Посмотрим, умеют ли русские офицеры держать слово, если им это не выгодно. Мы выходим…

– Умеем. Тем и отличаемся от некоторых из наших с вами британских коллег.

Лязгнули задрайки водонепроницаемой двери, и в коридор вышли восемь последних защитников «Ниссина», поддерживающие еще одного, раненого. Первым с гордо поднятой головой, мягкой походкой опытного бойца шел Масао. В левой руке он держал катану в черных лаковых ножнах. По мягко отражавшимся на них бликам огня, горевшего в одной из не прикрытых топок второй котельной, Василий понял, что они скрывают клинок старинной работы.

В отличие от своих товарищей, самурай был одет в кимоно, что и понятно: времени на переодевание после занятий Кен-до у него не было. Это придавало сцене черты какого-то мистического, мрачного средневекового ритуала. Всем своим видом Масао выражал спокойствие и сосредоточенность перед лицом ожидающей его неминуемой смерти. Василий так и не понял, как это удавалось японцу, притом, что на его лице застыла непроницаемая маска, не отражающая никаких эмоций. Коротко поклонившись будущему сопернику, азиат холодно произнес только одно слово:

– Начнем?

Поклонившись в ответ, Балк задал встречный вопрос:

– Каковы правила нашего поединка, господин лейтенант?

– Мой юный друг, какие правила могут быть на войне? – глаза Масао оставались спокойными и непроницаемыми.

– Ну, например, поединок ведется до смерти или до первого ранения? Какое оружие может быть использовано?

– Какая страна будет владеть этим прекрасным крейсером? Это вопрос жизни и смерти, не так ли? А по поводу оружия, вам все же нужна катана? Или что вы имеете в виду? Деритесь, чем хотите.

– Со своей стороны я обещаю прекратить поединок и оказать вам медицинскую помощь, если ранение не позволит вам продолжать бой…

– Мичман, не стоит тянуть время. Вы готовы к поединку или…

– По поводу оружия, я только хотел уточнить вопрос использования револьверов, типа этого.

Масао так и не понял, откуда в руке Балка материализовался наган, но к моменту, когда он выхватил меч из ножен, черный зрачок ствола уже смотрел ему прямо между глаз. От самоубийственного рывка с мечом на пулю Масао спас спокойный голос русского мичмана, а также то, что револьвер по дуге отлетел в толпу казаков и русских матросов за мгновение до того, как он прыгнул.

– Как видите, Россия немного ближе к Востоку, чем Британия. Мы не столь склонны к обжуливанию противников. И более щепетильны в вопросах чести, Масао-сама. Хотя де-юре, после вашего отказа от ограничений на используемое оружие, я мог прострелить вам голову. И с точки зрения британского джентльмена, не нарушил бы данного слова. На будущее будьте осмотрительнее с белыми противниками, любезный лейтенант. И давайте больше не будем пытаться вывести противника из себя до боя. А драться я буду русской шашкой, привычнее, знаете ли.

Масао, на лице которого опять прочно обосновалась маска невозмутимости, на секунду сорванная яростным порывом самоубийственной атаки, снова коротко поклонился оппоненту, но на этот раз в поклоне неуловимо присутствовало уважение к достойному сопернику.

«Зараза, и как он это делает?» – завистливо подумалось Балку.

– Уважаемый мичман Балк…

«Смотри-ка, а имя-то запомнил, хитрец» – пронеслось в мозгу Василия.