Читаем Черчилль полностью

Черчилля многие упрекали за его злополучное решение послать британские войска в Грецию. К чему было затевать операцию, заранее обреченную на провал, учитывая неравенство сил и характер местности, ставивший британцев в невыгодное положение? Не говоря уже о том, что для греческой экспедиции необходимо было снять войска с Ливийского фронта — очень рискованный шаг накануне наступления Роммеля. Не было ли это решение очередным капризом вполне в духе премьер-министра, которого лондонские военачальники не смогли отговорить от опрометчивого шага? В действительности справедливость нашей оценки зависит от того, какому из факторов, повлиявших на решение Черчилля, мы отдадим предпочтение. С военной точки зрения эта операция была не просто дерзкой, она противоречила всем правилам ведения боя, что и привело к плачевным результатам. Зато с политической и психологической точек зрения решение Черчилля было вполне оправданно. Прежде всего потому, что оно свидетельствовало о решимости британцев бороться до конца, а также потому, что основной задачей Англии было укрепить везде, где только можно, желание сопротивляться фашистам и показать потенциальным союзникам, что они всегда могут рассчитывать на Британию, которая окажет им всемерную поддержку и никогда не бросит их на произвол судьбы. Возможно также, хотя с уверенностью этого нельзя утверждать, что Черчилль придавал слишком большое значение событиям в восточной части Средиземного моря и питал ничем не обоснованную надежду на военную помощь Турции.

В целом в июле 1941 года, несмотря на то, что британцы подавили бунт, спровоцированный немцами в Ираке, и нейтрализовали военные базы маршала Петена в Сирии, их положение на Ближнем Востоке по-прежнему оставалось весьма ненадежным. Нацисты хозяйничали на Балканах, тогда как англичане лишь с грехом пополам удерживали контроль над обширной территорией, простиравшейся от Сирии до Египта и границ Ливийской пустыни.

* * *

Великая тайна Второй мировой войны, дешифровальная система «Ультра», была любимым детищем Черчилля, определявшим его тактику. Начиная с тридцатых годов противники вели беспощадную кодовую войну, в которой англичане вскоре взяли верх, утерев нос немецким спецслужбам. С 1940–1941 годов превосходство разведчиков Ее величества над нацистскими шпионами стало очевидным — большую часть шифровальных писем, которыми обменивались противники, они могли читать совершенно свободно, словно это были не шифровки, а поздравления с Рождеством.

В этой разведвойне Черчилль был центральной фигурой в силу постоянного внимания и поддержки, которые он оказывал системе «Ультра» (полное название «Совершенно Секретно Ультра») — дешифровальной системе, тайна которой оставалась неразгаданной до 1974 года. И лишь в 1974 году один из офицеров британской разведки — полковник Уинтерботем был уполномочен сообщить миру о ее существовании. Немного спустя историк Гарри Хинсли, тщательно изучив материал, опубликовал многотомную книгу о британской разведке и ее базе в Блечли Парк{255}. В усадьбе Блечли, в восьмидесяти километрах к северо-западу от Лондона, на протяжении пяти лет работали тысячи человек, в том числе лучшие британские ученые — преподаватели и студенты Оксфорда и Кембриджа, которых Черчилль собрал в одном месте, синтезировав, таким образом, один огромный мозг. В 1940 году там обрабатывали около двухсот пятидесяти шифровок в день, в разгар войны эта цифра возросла до трех тысяч.

А все началось с машины под названием Enigma[36], с помощью которой немецкие военные в тридцатые годы зашифровывали свои сообщения и условные сигналы. Эта машина осуществляла двести миллионов преобразований каждого знака, набранного на ее клавиатуре, поэтому считалось, что в тайну ее шифра проникнуть невозможно. Однако еще польские математики, завербованные варшавскими спецслужбами, сумели расшифровать несколько сообщений, зашифрованных на «Энигме». После капитуляции Польши ключ к шифру был передан французским разведчикам, которые, в свою очередь, посвятили в его тайну британцев. С тех пор в Блечли Парк мужественно сражались с «Энигмой» и ее секретами, чтобы, разгадав их, получить возможность перехватывать сообщения, которыми по радио обменивались враги, главным образом ставка и командиры на местах. Таким образом, британцы регулярно получали бы сведения о расположении войск и планах операций неприятеля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное