Читаем Черчилль полностью

Однако по мере того как ситуация в Палестине осложнялась, Черчилль все больше убеждался в том, что выхода из этого порочного круга не было. Он не видел возможности удержать Палестину в составе Британской империи. Впрочем, это была единственная территория, с которой Черчилль согласился бы расстаться. Премьер-министр видел только один выход из создавшегося положения — передать мандат Британии на территорию Палестины Организации Объединенных Наций. Это, в свою очередь, подразумевало раздел многострадального края и создание государства Израиль, чему Черчилль был искренне рад. Отныне он стал другом и преданным поклонником вновь созданного государства, которому оказывал поддержку и покровительство в любой ситуации. Об этом красноречиво свидетельствует письмо, направленное премьер-министром президенту Эйзенхауэру накануне Суэцкого кризиса: «Я являюсь убежденным сионистом с тех пор, как Бальфур сделал свое памятное заявление. Замечательно, что эта маленькая еврейская колония получила возможность приютить своих гонимых соплеменников из разных уголков земного шара и в то же время стать самой сильной военной державой в своем регионе»{352}.

* * *

У «великого старца» оставалось только одно важное дело — уйти со сцены, раз и навсегда отречься от власти, вернуться к обычной жизни обычного гражданина. Нельзя не признать, что последние месяцы общественной жизни Черчилля были окрашены некой патетикой: с одной стороны, современники восхищались им и глубоко его почитали, с другой — их раздражало старческое упрямство, с каким он пытался удержаться на плаву. Вот почему осенью 1954 года и зимой 1955 года Альбион окутала легкая дымка грусти. Вот почему звезда великого человека угасала в агонии. В стране складывалась нездоровая атмосфера более или менее нетерпеливого ожидания.

В сущности, вопрос наследования Черчиллю на посту лидера партии консерваторов и на посту премьер-министра был решен уже много лет назад. Все были уверены в том, что наследником станет Энтони Иден, так долго ждавший своего звездного часа в обстановке растущей нервозности и опасения лишиться заветного «наследства». Однако здоровье подвело главного претендента, да и его отношения с премьер-министром уже не один месяц были откровенно враждебными. Кроме того, Иден, всегда находившийся в тени Черчилля, был тонким знатоком дипломатии, но, кто знает, хватило бы у него энергии противостоять целому комплексу проблем, особенно проблем в области внутренней политики, экономики и социального сектора? Черчилль сам день ото дня все больше сомневался в целесообразности назначения Идена премьер-министром. «Не думаю, что Энтони с этим справится», — поделился он своими опасениями с секретарем накануне отставки{353}.

К тому же старый лис британской политики злорадно затягивал напряженное ожидание и вовсе не торопился объявить во всеуслышание имя своего «наследника». Его никто не торопил, он сам волен был выбрать дату оглашения своего «завещания». Журналист Хью Мэссингем проницательно заметил: «У Уинстона на руках все козыри. Сместить его невозможно. Ни у министров, ни у кого бы то ни было не хватит ни сил, ни смелости заставить его уйти прежде, чем он сам этого пожелает»{354}. Впрочем, у какого актера, привыкшего к первым ролям, не перехватывает дух при мысли о том, что рано или поздно придется проститься со сценой? Как-то Черчилль спросил об этом свою дочь Сару, опытную актрису: «Что ты чувствуешь, когда спектакль окончен? Ты, наверное, ненавидишь этот момент?» Сара почувствовала, что должна ответить утвердительно{355}. Тем не менее великий политик XX века знал предел своих возможностей. Об этом свидетельствует признание, сделанное им во время разговора с Р. А. Батлером: «Я чувствую себя, словно старый аэроплан, который в сумерках заходит на посадку с почти пустым баком и в темноте ищет надежную посадочную площадку»{356}.

Наконец Черчилль решился. 13 ноября 1954 года он отметил свой восьмидесятый день рождения. В знак народной признательности и благодарности монарха премьер-министр был пожалован орденом Подвязки. Таким образом, сэр Уинстон Черчилль стал очередным кавалером этого почетного ордена. И сразу же началась череда пышных празднеств, во время которых премьер-министру оказывались всяческие знаки уважения и почитания, а в Вестминстере даже был организован вечер вручения подарков, присланных со всех концов света. На этом приеме присутствовали члены обеих палат парламента.

Итак, Черчилль решил подать в отставку 5 апреля 1955 года. Накануне на торжественном ужине в резиденции премьер-министра на Даунинг стрит присутствовали королева, герцог Эдинбургский, все семейство Черчиллей и целая армия старых друзей. В полдень 5 апреля Черчилль в последний раз председательствовал на совете министров, после чего отправился в Букингемский дворец и подал прошение об отставке Елизавете II — Британия перевернула еще одну страницу своей истории.

Сумерки сгущаются: 1955—1965

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное