Читаем Черчилль полностью

Когда Клементина встретила Уинстона, ей было двадцать четыре года. К тому времени за ней закрепилась репутация необыкновенно красивой девушки, серьезной, умной, образованной и при этом общительной и очаровательной. Она обладала твердым, независимым характером, имела собственные убеждения — принадлежала к либеральному лагерю и сочувствовала суфражисткам. За эти замечательные качества Клементине прощали ее излишнюю требовательность (она дважды разрывала помолвку), пуританство (она ненавидела любимую Уинстоном рулетку), даже занудство (этим качеством прекрасную шотландку наделяли некоторые из коллег ее будущего супруга). Как бы то ни было, Клементина была верной соратницей своего мужа. За ней не дали большого приданого, но зато Уинстон всегда мог рассчитывать на ее помощь и рассудительность, ведь Клементина куда лучше разбиралась и в людях, и в ситуациях.

Пышная церемония бракосочетания состоялась в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Это было настоящее событие в лондонской светской жизни. На торжественный прием после венчания пригласили полторы тысячи человек. Улицу наводнили зеленщики со своими тележками, которым Уинстон, будучи министром торговли, предоставил кое-какие льготы и традиционные привилегии. Затем молодожены отправились в свадебное путешествие на озера Италии и в Венецию. По правде говоря, женитьба не притупила ни ненасытного честолюбия Уинстона, ни жажды власти, ни страсти к работе, и его молодой супруге волей-неволей пришлось с этим смириться. Никто не поручился бы, что в ризнице церкви Святой Маргариты Черчилль не улучил минутки, чтобы перемолвиться парой слов с Ллойдом Джорджем о насущных проблемах государства, а во время медового месяца не бомбардировал многочисленными посланиями коллег-министров.

Вернувшись в Лондон, Уинстон и Клемми, как он ее называл, обосновались в красивом особняке эпохи Регентства, расположенном на Экклстон сквер, неподалеку от вокзала Виктории. Новобрачная, не терпевшая расточительности, старалась экономно вести хозяйство, хотя ей это стоило огромных усилий. Вскоре в молодой семье случилось прибавление. В июле 1909 года у Черчиллей родилась дочь Диана. Уинстон, не помня себя от гордости, объявил Ллойду Джорджу, что никогда еще ему не приходилось видеть такой прелестной малютки. «Полагаю, она похожа на свою мать», — сказал министр финансов. «Нет, — ответил счастливый отец, — она вся в меня»{62}. А в мае 1911 года родился сын Рандольф, в октябре 1914 года — дочь Сара, в ноябре 1918 года — Мэриголд (девочка умерла от септицемии два с половиной года спустя), и, наконец, в сентябре 1922 года родилась Мэри. Союз Уинстона и Клемми был, безусловно, счастливым и подарил обоим (особенно Уинстону, в политической карьере которого было столько неверных ходов и неприятных неожиданностей) чувство покоя, стабильности и равновесия, хотя дети принесли им немало горя и разочарований. Лишь младшая дочь Мэри была отрадой для родителей.

Рандольф Черчилль считал, что брак с Клемми служил его отцу «спасительным якорем», за который тот сумел ухватиться и уже не выпускал до конца своих дней. Такое сравнение вполне оправданно, ведь Уинстону приходилось лавировать в безбрежном океане политики, где нельзя верить союзникам и полагаться на договоры. А чета Черчиллей могучим утесом возвышалась над этим океаном, служа примером для многих. Всю свою жизнь Уинстон оставался верным и нежным мужем. Это был союз двух одиноких людей, почти не знавших родительской любви и наконец обретших покой друг в друге. Тем не менее их характеры были столь непохожи, что и в их совместной жизни случались размолвки. Властный, неугомонный Уинстон придерживался более чем традиционных взглядов на отношения полов. Он был твердо убежден в мужском превосходстве и в то же время вел себя, как испорченный ребенок, навязывая жене свои взгляды и мнения, не заботясь о чувствах своей супруги. Черчилль всегда был этаким домашним деспотом, заставлявшим принимать как должное свои желания и капризы.

Клемми же отличалась волевым, независимым и упорным характером. Благодаря своей сдержанности и мудрости она сумела создать и сохранить прочную семью, не изменив ни своим принципам, ни убеждениям. Ей удалось отстоять свою независимость, и, охотно появляясь в обществе вместе с мужем, она сумела сохранить за собой свое собственное пространство. Нет оснований не верить Черчиллю, написавшему в своей автобиографии: «С тех пор как я женился, я всегда был счастлив»{63}.

Спектроскопия политика

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное