Черчилль

Как уже было сказано выше, Черчилль верил не только в Империю и Англию, но и в науку и технический прогресс. И все же его любовь к науке и прогрессу была значительно слабее его страстной любви к родине. Вспомним, ведь система взглядов Черчилля формировалась в основном в конце XIX века, то есть в викторианскую эпоху, когда идея прогресса была ключевой. Эта идея была тесно связана с процветавшим тогда в Англии сциентизмом: считалось, что знание сделало человеческую власть безграничной, крепла уверенность в грядущей победе разума и науки над невежеством, предрассудками и старыми верованиями. К этому оптимизму прибавился активно насаждавшийся морализм, который, как многие хотели думать, сочетал в себе добро и истину.

Вот в какой атмосфере вырос Черчилль. Идеям своего детства он волей-неволей оставался верен всю жизнь. В возрасте семи лет он уже с восторгом проводил первые в жизни опыты по смешиванию газов. Позднее химия стала одним из предметов, по которым он успевал и за счет которых поступил в Сэндхерст[427]. Прогресс проник и в повседневный быт Черчиллей. Особняк лорда Рандольфа Черчилля в Уэст-Энде стал первым частным домом в Лондоне, освещенным электрическими лампочками[428].

Неудивительно, что любопытство Черчилля всегда было возбуждено, а его богатое воображение вечно рисовало ему какие-то удивительные картины. Он всегда испытывал повышенный интерес к новым механизмам, всевозможным техническим новинкам, к изобретениям и нововведениям, начиная с танка времен Первой мировой войны и заканчивая радаром и системой «Ультра», нашедших применение в борьбе с фашизмом. Кроме того, не стоит забывать о фантастических планах, один за другим рождавшихся в его изобретательном уме. Так, в 1943 году Черчилль разработал план «Хабакук», состоявший в том, чтобы превратить айсберги в плавучие непотопляемые базы военной авиации, покрыв их сверху огромными настилами из замороженных досок. Однако этот план сразу же был отвергнут благоразумными экспертами[429].

Добавим еще один, последний штрих к портрету: страсть Черчилля к истории. История человечества была для него не просто историей пути к спасению, он видел в ней, несмотря на все печальные факты — и в первую очередь трагедии XX века, — историю прогресса. Прогресса, лучшей иллюстрацией которого служила история Англии, прошедшей долгий путь развития от кельтских варварских племен и датских завоеваний до современной, процветающей Великобритании — светоча цивилизации, свободы и демократии. В этом отношении Черчилль был безоговорочным сторонником «либеральной концепции», согласно которой история развивалась линейно и была отмечена поэтапной победой эмансипации, триумфом реформ и предоставлением каждому — благодаря таким документам, как Великая хартия вольностей или закон 1679 года о неприкосновенности личности — права свободно распоряжаться своей жизнью. Эта концепция звучала как нельзя более естественно в устах просвещенного отпрыска одной из знатнейших фамилий Британского Королевства, чьим призванием было служение государству и обществу.

Был ли Черчилль харизматическим лидером?

Кто осмелится утверждать, что Черчилль не обладал способностью подчинять окружающих своему влиянию, особенно в период с 1940 по 1945 год? Именно тогда во всей полноте раскрылись его ораторский талант, его дар владения словом и говорящим жестом, его способность вдохнуть в соотечественников неугасимую энергию. И все же, был ли он харизматическим лидером?

Известно, что Макс Вебер, пытавшийся объяснить природу необыкновенной духовной власти некоторых людей — политических лидеров, военачальников или священников, выделил три основных типа воздействия, оказывавшегося лидерами разных времен. Первый тип — этотрадиционноевоздействие, основанное на вере в святость обычаев и законность правления тех, кто опирается на традицию. Второй тип — этозаконноевоздействие, установленное разумным и законным путем и опирающееся на действующую конституцию и действующие институты власти. Наконец,харизматическоевоздействие проявляется в преданности и покорности лидеру в силу его обаяния, личных качеств и исключительных талантов. Иными словами, некоему лидеру для того, чтобы завоевать авторитет, вовсе не обязательно строго следовать букве закона или традициям, он вполне может положиться на свой природный дар. В этом и заключается его обаяние, его харизма. Народ же, в свою очередь, «подчиняется лидеру, обладающему сильным характером, героическим мужеством или какими-либо другими особыми достоинствами». Речь идет о человеке-мессии, спасителе, «наделенном сверхъестественными, или сверхчеловеческими, или, по крайне мере (...), не свойственными большинству смертных способностями». Вот почему приверженцы «мессии» признают его своим лидером, почитают его, добровольно и инстинктивно встают под его знамена, влекомые исключительно его незаурядной личностью, верой и надеждой[430].