Черчилль

Надо сказать, что сам Черчилль разделял расовые и колонизаторские предрассудки, свойственные его классу и эпохе. В кругу Уинстона придерживались мнения, что в мире людей существует строгая иерархия. Черчилль был убежден, что чернокожие, которых он называл «неграми» (niggers) или «черномазыми» (blackamoors), в силу своей природы стоят на ступень ниже белых людей, властелинов земли милостью Божьей. «Туземцы, — писал Уинстон по возвращении из Африки о племени кикулу, — как дети, жизнерадостные, послушные, однако в них есть что-то от скота. Единственный способ спасти несчастных от духовного убожества (...) — подчинить их августейшей власти британской короны»[53]. Трудно представить более полное собрание избитых штампов... Черчилль так и остался убежденным расистом до конца своих дней. Ни идея о единстве рода человеческого, ни принцип равенства рас не пробили броню солдата колониальных войск.

Итак, в центре внимания министерства по делам колоний оказалась Черная Африка. После передела континента между могущественными европейскими державами самый большой куш получили Соединенное Королевство и Франция. С тех пор Англия безраздельно владела, за исключением Египта и Судана на севере и Южной Африки на юге, огромными территориями в Черной Африке: на западе — Нигерией, Золотым Берегом (ныне Гана), Сьерра-Леоне, Гамбией; на востоке — Сомали, Кенией (именуемой Британской Восточной Африкой), Занзибаром, Угандой, Ньясалендом, обеими Родезиями. По сути, министерство по делам колоний заправляло во всех этих странах. И ничего, что времена завоеваний и экспансии прошли, хотя Черчилль все же вознамерился присоединить новые территории к Уганде, — основной целью Британии была вовсе не борьба цивилизации с варварством, а освоение и экономическая эксплуатация этих земель. Уинстон твердо верил в будущее Уганды и призывал сосредоточить все усилия на развитии протектората. «Уганда — это настоящая жемчужина!» — восклицал он[54].

И Уинстон решил отправиться в длительное путешествие по «земле обетованной», где и пробыл с октября 1907 года по январь 1908 года. Он хотел на месте ознакомиться с ситуацией, чтобы принять правильное решение, а заодно поохотиться на крупную дичь и вновь ощутить пьянящий дух приключений. Кроме того, Уинстон заключил договор со «Стрэнд Мэгэзин» на серию статей, чтобы оплатить дорожные расходы свои и своих сопровождающих. Пароход, на котором путешествовал Уинстон, делал остановки в портах Мальты, Кипра, Сомали, прежде чем пришвартоваться в конечном пункте назначения — Момбасе. Оттуда наш путешественник поездом прибыл в Найроби. Взгромоздившись на паровоз, Уинстон вдоволь пострелял в носорогов, антилоп и зебр, в изобилии водившихся в окрестностях железной дороги. Однако львы предпочитали не появляться в этой опасной зоне, и это спасло их от ружья кровожадного охотника. В Кампале, столице Уганды, Уинстон был принят королем, или «кабака», одиннадцатилетним мальчуганом, получившим английское образование, а затем предпринял пешую ознакомительную прогулку по лесам и саваннам. Он проходил двадцать — двадцать пять километров в день, избрав маршрут между озерами Виктория и Альберт, в сопровождении ста носильщиков. Тогда-то Уинстон и убедился в том, что это необыкновенно богатый край. Воображение уже рисовало ему страну «государственного социализма», где чернокожие работники трудятся под чутким руководством белых начальников и производят хлопок, который затем обрабатывается в Англии и отправляется обратно, дабы прикрыть «первобытную наготу» черных туземцев и лишить их «скотоподобия». Этот замысел Уинстон изложил в одном из рассказов о «Моем путешествии в Африку». Книга Черчилля, написанная на основе опубликованных в «Стрэнд Мэгэзин» статей, вышла в марте 1908 года и пользовалась большим успехом.

Черчилль чувствовал себя как нельзя лучше в качестве заместителя министра по делам колоний. Выполняя возложенную на него либеральным правительством миссию, он верил в то, что позиция, которую Англия занимает в мире, — ключ к ее внутриполитической ситуации. Ведь в конечном счете внутренние проблемы страны, социальный вопрос, развитие демократии и повышение уровня благосостояния британцев, равно как и величие нации зависят от процветания империи. Вот почему тем, кого он называл «воронами» (croakers), случалось выслушивать от него язвительные выговоры. Да и как иначе? Ведь они смели утверждать, что могущество Британии, достигнув апогея, начало клониться к закату. А Уинстон был убежден в том, что сила и жизненная энергия «нашего народа и нашей крови» не позволят Альбиону уклониться от возложенной на него цивилизаторской миссии. Именно романтическое видение исторической роли и будущего своей страны привело Черчилля к власти и вдохновляло его до последней минуты.

* * *