Черчилль

Вторая заслуга Черчилля заключалась в том, что он сумел предугадать решающую роль авиации в войнах будущего. Аэронавтика будоражила его воображение уже не один год. Он и Фишер предчувствовали, что самолеты полностью изменят тактику ведения морских боев, да и сражений на суше. Черчилль даже предвидел, в отличие от своих современников, для которых воздушные такси были лишь средством наблюдения, появление самолетов, оснащенных боевым оружием. Это привело к созданию в 1912 году военно-морской авиации на базе Авиационного корпуса Великобритании, трансформировавшегося затем в военно-воздушные силы Великобритании. На данном этапе Черчилль не только заботился об усовершенствовании аэропланов и гидросамолетов, он, кроме того, верил в огромный потенциал дирижаблей, таких, как цеппелины, хотя впоследствии и изменил свое мнение о них. К тому же тридцативосьмилетний Черчилль сам подавал пример окружающим, освоив, несмотря на свой возраст и тревогу Клемми, искусство пилотирования. В его активе было около сорока часов полета. Таким образом, в деле воздухоплавания Уинстон также оказался первооткрывателем, разрушающим сложившиеся стереотипы. А потому его не смущало ни оказываемое сопротивление, ни насмешки, тем более что, в конечном счете, вчерашние скептики и противники вынуждены были признать его правоту. Как остроумно заметил один из единомышленников Черчилля, «они три года мочились на свои насаждения, а теперь хотят, чтобы за один месяц эти деревья расцвели»[89]. Между тем идеи о создании танка и службы разведки зародились в богатом воображении Уинстона еще в бытность его первым лордом адмиралтейства.

* * *

Когда международная обстановка начала ухудшаться, ясно обозначилось соперничество Англии и Германии на море. Черчиллю, бывшему в то время первым лордом адмиралтейства, приходилось с этим считаться. Как и его соотечественники, он исходил из того, что «на море может быть только один хозяин». С тех пор как в 1898 году император Вильгельм II произнес роковые слова «наше будущее — на воде», «любовь» немцев к морю не просто затрагивала интересы Британии, она ранила «владычицу морскую» в самое сердце. Эли Халеви писала, что малейшее покушение на первенство англичан в мировом океане воспринималось ими как «покушение на оскорбление национального величия»[90]. Старый постулат о соотношении «два киля к одному», или Стандарт двойной мощности, согласно которому английский флот должен был, по крайней мере, не уступать объединенному флоту двух могущественнейших морских держав, дал течь под напором немецких амбиций. Напрасно Черчилль пытался объяснить послу Германии принцу Лихновски всю тяжесть происходящего, сравнивая немецкий флот с «Эльзасом и Лотарингией — предметом спора двух держав, на границе которых эти две провинции находятся»[91]. Если вначале назначение Черчилля первым лордом адмиралтейства было встречено благосклонно в правящих кругах Германии, то очень скоро их мнение изменилось, и они увидели в Черчилле нового Чемберлена, честолюбца-демагога, всегда готового подлить масла в огонь. В феврале 1912 года Уинстон произнес речь в Глазго. Пожалуй, это было самое важное его выступление в качестве первого лорда. Черчилль не стеснялся в выражениях, излагая философию британского народа, уверенного в своем праве верховодить на море. «Для Англии флот — жизненная необходимость, — заявил Уинстон, — а для Германии — предмет роскоши и орудие экспансии. Как бы могуществен и велик ни был наш флот, он не страшен самой маленькой деревушке на европейском континенте. Но надежды нашего народа и нашей империи, равно как и все наши ценности, которые мы накопили за века жертв и подвигов, погибли бы, окажись под угрозой превосходство Англии на море. Британский флот делает Соединенное Королевство великой державой. Германия же была великой державой, с которой считался и которую уважал весь цивилизованный мир, еще до того, как у нее появился первый военный корабль»[92]. Неудивительно, что эта речь вызвала волну возмущения в Германии, «предмет роскоши» многим стал поперек горла.