Черчилль без лжи. За что его ненавидят

14 октября на встрече со Сталиным Черчилль заявил, извиняясь за откровенность, что «если не удастся разрешить польский вопрос, то будет невозможно убедить общественное мнение в том, что люблинский комитет не является выражением русской воли и необходимым мероприятием в тылу Красной Армии. Та пропаганда, которую ведет люблинский комитет, является весьма эффективным орудием для польского правительства в Лондоне в его кампании против люблинского комитета. Например, Моравский ругал участников варшавского восстания. Он, Черчилль, должен сказать, что такие выступления Моравского принесли больше вреда, чем пользы».

Сталин в ответ утверждал, что «Моравский выступал не против героического населения Варшавы, а против Бура и его хозяев».

Черчилль резонно заметил, что в Польше до войны было очень мало коммунистов.

Тогда дядюшка Джо прочел партнеру лекцию по политграмоте: «Польский народ рассуждает очень элементарно. Поляки считают, что Красная Армия освобождает Польшу, и спрашивают, кто из польских руководителей является другом Красной Армии. Поляки видят, что люблинский комитет – с Красной Армией. Они видят, что англичане вместе с американцами в союзе с Красной Армией, но они спрашивают, почему никого из представителей лондонского польского правительства нет с Красной Армией.

Польские крестьяне не могут этого понять. Миколайчик не понимает, какой большой вред наносит ему этот факт. Что касается утверждения, что ПКНО является выражением русской воли, то это неправильно, так как комитет пользуется широкой поддержкой польского народа. Конечно, в комитете имеются противоречия, но Черчилль знает, насколько поляки капризный народ».

Черчилль возразил, что британское правительство ознакомилось с биографиями люблинских поляков и выяснило, что глава ПКНО Болеслав Берут – старый коммунист, который «был в тюрьме при Пилсудском, но был впоследствии обменен советским правительством».

Сталин, не моргнув глазом, соврал, что Берут вышел из компартии в 1937 или 1938 году и что он познакомился с Берутом лишь в последнее время.

Черчилль признался, что думает: будущность мира зависит от дружбы британцев и американцев с Советским Союзом. В то же время малые европейские страны напуганы до смерти большевистской революцией. Это объясняется тем, что до ликвидации Коминтерна советское правительство заявляло о своем намерении советизировать все страны Европы. Он, Черчилль, помнит, как в 1919–1920 гг. весь мир дрожал в страхе перед мировой революцией, хотя он уверен, что в Англии бы революции не было.

Сталин еще раз спокойно соврал, что теперь мир не будет дрожать в страхе, поскольку «Советский Союз не намерен устраивать большевистские революции в Европе», в чем можно убедиться на примере Румынии, Болгарии и Югославии.

Этот пример Черчилля не вдохновил, собеседнику он не поверил, но, соблюдая дипломатически этикет, заявил, что «верит всему тому, что ему заявляет маршал Сталин».

Насчет большевистских революций в Европе Сталин совершенно не кривил душой. Никаких революций в Восточной Европе он допускать не собирался, а хотел просто без каких-либо революций, если понимать под последними массовые народные выступления, привести к власти коммунистические правительства, привезенные в обозе советских войск, и Польша здесь не была исключением.

Черчилль, хотя и неоднократно заявлял, что Англия вступила в войну из-за Польши и потому делом чести для нее является обеспечить создание в Польше сильного и демократического государства, де-факто вместе с Рузвельтом признал Польшу сферой советского влияния, поскольку она была освобождена Красной Армией.

Однако после ухода в отставку с поста премьера в июле 1945 года Черчилль публично критиковал советскую политику в отношении Польши и насильственное утверждение там коммунистического правительства.

19 октября, перед отбытием из Москвы, на аэродроме Черчилль заявил: «Самым большим удовольствием и честью для меня было то, что я имел так много длительных и задушевных бесед с моим другом и военным товарищем маршалом Сталиным, и то, что я занимался многими трудными вопросами, неразрывно связанными с объединенным маршем великих народов вперед через многочисленные превратности войны.

Я глубоко надеюсь и верю, будучи твердо убежден, что полководец-государственный деятель, стоящий во главе России, поведет русский народ, все народы России через эти годы грозы и бури к солнечным дням более свободного и счастливого века для всех и что с ним в выполнении этой задачи будут идти страны Британского Содружества Наций и могущественные Соединенные Штаты Америки».

Вряд ли уже тогда премьер был искренен.

Подводя итоги визита, Черчилль, выступая 27 октября в Палате общин, сказал: Я рад сообщить Палате, что наши отношения с Советской Россией никогда еще не были столь прочными, доверительными и сердечными, как сегодня. Никогда ранее мы не имели возможности вести дискуссии столь открыто… Не говоря уже о том, что мы едины в том, чтобы довести войну до полной победы».